Тихие воды (ЛП)

  «Хорошо, — сказал Резник, — вот что мы делаем. Линн, мы должны проверить всех известных друзей и родственников Джейн; если она допустила это замечание до Патриции Фальк, она просто могла сказать что-то кому-то другому. Что-то, что, пока мы не встряхнем их память, они, возможно, честно забыли. И протолкните связь с Кембриджширом, посмотрите, сможете ли вы найти там кого-нибудь, кого Джейн знала там.

  Линн кивнула.

  — Анил, я хочу, чтобы ты вернулся в тот паб, поспрашивал. Если этот тип, которого мы ищем, звонит в обычное дневное время, это может означать, что он находится на его маршруте отсюда туда. Но в равной степени хорошо, что это может быть его местный. Насколько близко ближайшая деревня? Пара миль? Случилось так, что у него есть веские причины не отвечать на звонки дома. Одни звонки. Хорошо?"

  "Да сэр."

  "Правильно." Когда Резник поднялся на ноги, послышались первые раскаты грома, прокатившиеся по среднему расстоянию. К тому времени, как он спустился к главному входу, на улице уже темнели пятна дождя размером с монету в десять пенсов.

  Тридцать девять

  Стоя на кухне, Резник сидел за столом перед ней, Ханна энергично вытирала ему волосы полотенцем. «Почему, — спросила она, — мне кажется, что я нахожусь в рассказе Д. Х. Лоуренса? Проводы к моему мужчине после тяжелого дня на карьере. Все, что ему нужно, это уголь в ванне, чтобы быть идеальным».

  «Или меня в ванне», — предложил Резник.

  Ханна наклонила голову, чтобы поцеловать его в затылок. — Мы вернемся к этому позже.

  После ужина они сидели в гостиной с выключенным светом и смотрели видео Вуди Аллена « Сентябрь » . Хрупкие, богатые люди, у которых достаточно денег, чтобы потакать своим маленьким обидам. И среди них писатель, в которого безмерно влюблена половина женщин. Он был, подумал Резник, таким же манипулятивным и одержимым собой, как и писатели.

  — Выключи его, Чарли, ради всего святого! — воскликнула Ханна, когда Резник снова застонал от поведения того или иного персонажа на экране. — Или перестань жаловаться.

  Но было одно, что заставляло его смотреть — или слушать: альбом, который Арт Тейтум когда-то записал с Беном Уэбстером, навсегда остался на проигрывателе. Люди танцевали под нее, слушали ее в темноте, целовались и ссорились с ней, восклицали, как она прекрасна.

  Что было правдой. Почти единственная правда, которую Резник смог разгадать из всей этой шарады.

  — Знаешь, что мне это напомнило? — сказала Ханна, как только появились последние титры, и переключила пульт на перемотку назад. «Помнишь, когда мы впервые пошли на Бродвей, тот фильм, который мы посмотрели по пьесе Чехова?»

  Резник очень хорошо помнил это событие; насчет фильма он был менее уверен. Он потянулся, чтобы включить свет. Еще не было одиннадцати часов. «То, что меня поразило, — сказал он, останавливаясь по пути на кухню, — хотел, чтобы мы поверили, что у этого мерзавца-писателя с моралью уличного кота хватит ума выбрать Татума и Уэбстера в качестве своей любимой пластинки. ”

  Ханна посмотрела на него, улыбаясь. — Мораль, Чарли, это то, о чем речь?

  И Резник посмотрел прямо на нее, как будто не веря тому, что она только что сказала.

  Свет свечей мерцал на стенах и потолке, а теперь шел только легкий дождь, они лежали и смотрели сквозь световой люк на полуночное небо.

  — После того, как между вами и Джимом что-то пошло не так, — внезапно сказал Резник, — сколько времени вам понадобилось, чтобы прийти к соглашению? Себя, я имею в виду. Знаешь, снова чувствую себя хорошо».

  Ханна слегка повернулась на бок, лицом к нему. — Что заставило тебя это спросить?

  "Вы не возражаете?"

  "Нет. Просто ты никогда раньше не спрашивал. Об этом или о чем-то еще. Она гладила пальцами внутреннюю сторону его руки.

  — Полагаю, я всегда считал, что это твоя жизнь.

  — Не хочешь меня допрашивать, а, Чарли?

  "Что-то такое."

  "И сейчас?" Она приподняла одно колено, чтобы он мог просунуть ногу между ее.

  «Это был просмотр фильма, я полагаю. Миа, как ее там, взяла два года отпуска в деревне, чтобы пережить одного парня, который ее бросил.

  — Она могла себе это позволить, вот и все.

  "И ты?"

  «Все, что я мог себе позволить, — это провести неделю во Франции, навестить отца и его докси».

  — Докси?

  "Если вы понимаете, о чем я."

  — Я?

  Ее груди были прижаты к его груди, и когда она лишь слегка двигалась вдоль его бедра, он чувствовал, что она уже мокрая.

  — Так сколько времени это заняло? — спросил Резник, приблизив рот к ее уху.

  — Пережить Джима?

  "Ага." Трудно говорить, когда она целовала его.

  — Около двух лет, — сказала Ханна несколько мгновений спустя. — Если, конечно, вы когда-нибудь действительно это сделаете.

  Она скользнула по нему и, хотя он был не совсем готов, ловко взяла его внутрь себя. Наклонившись вперед, она дразнила его соски своим языком, а затем, прижав колени к его боку, выгнула спину, раскинув руки, и повисла там, ее голос возбуждал, воодушевлял, нападал и умолял.