Тихий солдат

Через несколько секунд «Сотрудник» осторожно приоткрыл дверь в крохотные сени, потом неслышно выскользнул на порог и нырнул в темноту. Он быстро, не пригибаясь, шел в сторону мельницы, за которой сразу начинался густой лес. Туда же, от мельницы, вела узкая, всего лишь для одной телеги, топкая дорога, совсем без колеи, как будто по ней уже очень давно не ездили.

– А тут, пожалуй, с осени не было никаких телег…, и мельница, похоже, с прошлого года зерно не мелет, хоть и вертится, – задумчиво проговорил Павел, – Помнишь, Куприян, у нас-то мельница, в Лыкино, когда встала? Когда урожая не было, возить стало нечего… Сначала засуха, потом…сам знаешь, чего… Не до земли тогда было, народ разбегался, кто куда. Хоть и чернозем у нас, какого нигде в мире нет! Так два года кряду и рассыхалась наша мельница… А тут чего? В прошлом году, говорят, был тут знатный урожай, хоть и война. Не в пример, конечно, нашему, как в старину бывало, но хлебушек все равно дали… Почему ж сюда зерно не возили? Война-то тогда еще далеко в стороне гремела. А хозяева здесь все ж таки справные, домовитые!

– То-то и оно! – вздохнул Куприян, – И я гляжу…чего-то тут не так. Вроде мельница, а вроде и нет.

– Я тебе вот, что скажу, командир, похоже, тут база была…у бандеровских отрядов. А чтоб никто посторонний не видел, мельницу закрыли. И слух пустили, что не работает она.

– Так, выходит, они где-то совсем рядом, если даже на телегах не ездили…, да и следов от машин я что-то не приметил. Маскируются, что ли? И от нас, и от немцев…

– Этот наш…, – Павел кивнул головой в сторону окна, – знает, где они. Пешком пошел. И не пригибается даже вовсе, как будто они его сразу по фигуре или даже по лицу признают. Надо бы все-таки выставить охранение-то.

– Вот ты и распорядись.

– Слушаюсь. Это мы сейчас организуем.

Разведчики разбрелись по дому, двое или трое полезли наверх, остальные, тяжело вздыхая, заняли пустые углы. Подниматься во весь рост и ходить мимо узких окон по дому Куприянов строго запретил. Все были голодны и злы. Тарасов поманил к себе Креповского.

– Юра, бери Крашенинникова Ивана, и поскольку вы парой всегда ходите, давай-ка на север от хутора, в лесочек, замрите там и на четыре глаза да на четыре уха…, чтоб заяц незаметно не пробежал. Понял?

– Слушаюсь.

Павел задумчиво посмотрел им вслед и также поманил к себе Коптева.

– Возьми с собой Костю Павликова и идите осторожно вдоль реки к мельнице. Пристройтесь там где-нибудь и наблюдайте. В случае чего, сюда с докладом. Ты, Коптев, сам понимаешь, что и как. Только гляди, не спать там. А то, боюсь, все не проснемся.

Коптев кивнул и махнул рукой Павликову. Тот быстро поднялся, взял ППШ и, ни о чем не спрашивая, вышел за ним следом в сени.

– Климовы, – крикнул Павел, – к окнам, наблюдать.

Оба заики тут же разошлись по хате и приникли к окнам, за которыми видны были только смутные очертания темного леса и в стороне, справа, верхушки березовой рощицы.

– Ворошилов… «Цыган»! Где «Цыган»?

– На чердаке он…, храпака уже дает, небось! – мстительно ответил тот, что так наивно доверился рассказу Ворошилова о хирургических новшествах.

– Поднимись к нему и через слуховое окно понаблюдайте за лесом, а, может, и за речкой, если оттуда видно. Она, вроде, неширокая, бурная…, но где-то тут может быть брод. И не спать!

– Слушаюсь, – хмуро ответил солдат и полез по лестнице наверх, – Балабол он, этот ваш «Цыган»…

– «Цыган» не балабол, – ухватил его за щиколотку Куприянов, – Парень шабутной, это верно, но дело свое знает! Всем бы так… А за тыловое разгильдяйство он свои наряды получает исправно … И отрабатывает!

Солдат покраснел и быстро закивал головой. Он тут же исчез в дыре, снизу теперь были слышны его острожные, крадущиеся шаги. Доска под ним прогибалась и поскрипывала.

Павел знал от Куприянова, что настоящая фамилия «Цыгана» была Романов, а не Ворошилов. Тот странным образом переживал по поводу своей «царской» фамилии и как-то уговорил одного милицейского пройдоху в Одессе за десять пачек сухого голландского табака переписать ему паспорт на революционный лад. Он выбрал фамилию «Ворошилов», потому что считал того истинным героем. «Цыган» даже за нож один раз схватился, защищая честь своего далекого, недействительного однофамильца. Кто-то усомнился в военных способностях командарма Ворошилова, назвав его трепачом и недоучкой. Тогда «Цыгана» самого порезали его же ножом, но фамилию он все же героически отстоял.

Павел сел у одного из трех окошек, рядом с Куприяновым. Сначала они о чем-то тихо перешептывались, но потом оба замолчали. Сказались усталость долгого пути, голод и нервное напряжение.

Ночь была тихой и холодной. Очень близко, за глухой стеной хаты, низко бурчала студеная Видринка, хотя в этом месте речка немного расширялась и как будто слегка успокаивалась.

– Похожа как у нас, – сказал вдруг примостившийся рядом на лавке Любомир Галич и улыбнулся, – Бьется, бьется вода, бежит, торопится и вдруг, будто устала…, выдохлась, спать прилегла… Поспит, подремлет и опять бегом! Хорошо!

– Тоскуешь, Любо? – спросил Павел, – Домой тянет?