Тихий солдат

Павел остановился на развороченной, в глубоких рытвинах, дороге, и, завидев две двигающиеся в его сторону грузовые машины, вскинул руку. Но машины, сделав вдруг резкий вираж и даже не притормаживая, лихо пролетели мимо. Павел громко выругался, упал на одно колено в глубокую лужу. Он застыл так в беспамятстве на несколько минут, показавшиеся ему бесконечно долгими и мучительными, как целая жизнь. Перед глазами горячим вихрем мелькнули знакомые и незнакомые лица – смеющиеся, гневающиеся, грозящие, рыдающие. Вдруг перед носом появился длинный костлявый палец Крохина со страшным черным ногтем. Палец раскачивался из стороны в сторону и с каждым его качком боль в животе становилась все горячее и горячее. Павел вдруг с изумлением обнаружил, что это не Крохина грязный палец, а капитана Безродного, только что умершего в неприличной для солдата позе рядом со своим ординарцем. Разве можно так умирать за Родину: задом кверху и головой ниц! За это нужно пожизненно сослать в штрафники, пусть там научат умирать красиво, живописно! А потом он ясно услышал, как кто-то жалобно скулит. Павел сощурился, напрягая зрение, и узнал Машу, вдруг постаревшую, седую. Она почти беззвучно рыдала над пирогом с капустой. «Сгорел, сгорел! – жалко причитала Маша, – Кто же его теперь есть будет? И Вани нет, и тебя! Мне не осилить одной!» Какая глупость! Тарасов возмутился и хотел плюнуть на тот пирог, но Маша с ужасом отшатнулась. А рядом вдруг душераздирающе завыла какая-то собака, рыжая, окровавленная, хромая, с коркой крови на брюхе.

«Откуда эта собака? – спросил себя мысленно Павел, и очень удивился, – Чья собака? Кто потерял собаку?! Это, наверное, Вани Кувыкина собака…или, может быть, Коптева или «Цыгана»? Куприян, а не твой ли это, однако, пес? У вас точно такой был в Лыкино…, кусачий! Я его еще дрыном огрел! Зачем он мне живот порвал…и штаны! Мать ругаться будет! Куприян! Ты заберешь, наконец, своего поганого пса?»

Он даже хотел спросить это вслух, но тут какой-то другой зверь, покрупнее, зарычал очень близко и очень страшно, и Павел, опираясь на автомат, поднялся на полусогнутых, дрожащих ногах. Он вскинул к небу ствол, направил его в сторону плещущего беспощадным зноем солнца и дал длинную злую очередь, первую в этом бою.

Развернувшись почти поперек дороги, поднимая брызги от громадных луж, затормозил грузовичок, с дырявого бортового тента которого отсвечивал яркий красный крест.

7. Госпиталь

Прямо над его разгоряченным лицом низко склонилась средних лет женщина в белом, забрызганном кровью халате, и вкрадчиво всматривалась в его пустые глаза.

– Берта Львовна, – послышался несмелый девичий голосок, – Я проверяла, зрачки почти не реагируют, очень слабо… Он умирает?

– Надя…, девочка моя, – проскрипел прокуренный низкий голос Берты Львовны, – Вам что, в институте не говорили, что такие ранения несовместимы с жизнью? С жизнью, моя дорогая, а не с войной. Тут выживают вопреки всему… От насморка могут умереть, от воспаления легких, от аппендицита, а от смертельных ран… выживают. Он отойдет от морфия и так захлопает глазами, что только держись! Морфий, дорогая, морфий! Конечно, не реагируют зрачки! А ты как хотела? Он сейчас видит далеко, далеко… И ничего не видит… Давай следующего! Этот выкарабкается, помяни слово старого военного хирурга! Папиросы принесла? Давай, давай, бегом! Ну, сколько можно говорить! Папиросы для тети доктора! Для тети доктора папироса, а для бойцов – морфий. Это всегда должно быть наготове, Надюша! А этого нет и нет! Бог с ними, с папиросами, в конце концов! Но где морфий! Мне людей на живую резать, я спрашиваю? На живую их только калечат и убивают!

Тарасов слышал каждое слово, хотя видел лишь то, что попадало в сектор его неподвижного взгляда, но он был не в силах не то что повернуть головы, но даже ворочать белками глаз. Как будто в нем жило два разных человека – один внимательный, хитрый, умный, а второй – беспомощный и слабый. И этот беспомощный был почему-то сильнее первого. Он сковал его по рукам и ногам, обездвижил лицо, только мыслям позволял метаться в мозгу.

– Осколочное, рваное ранение брюшины, проникающее осколочное в области малого таза, задета подвздошная вена на уровне крестцово-подзвздошного сустава, – услышал он еще чей-то деловитый мужской голос, – два мелких осколка в левом плече…, но это легко…, один такой же в шее, под ухом. Извлекли…, ты пиши, пиши, Богданов, пиши… Очки протри… Дальше…, военврач Полнер…прооперировала, ввела противостолбнячную сыворотку, морфий… Всё. Следующий.

Голоса сдвинулись куда-то далеко в сторону.

– Ампутация, правая голень…, кто? Сержант Павлов…, Павленко… Артем Гаврилович… Кто писал! Руки оборвать! Очки протри, Богданов. Этого младшим лейтенантом запиши пока. Следующий…