Тихий солдат

«Что я делаю! Что я делаю! Это же жилица ее! Ведь узнает же!» – неслось в его голове, но вспыхнувший в теле жар заглушал все другие чувства и голоса.

Он ушел поздней ночью – не было ни Маши, ни Федьки. Марина Витальевна провожала его до двери, разрумянившаяся, с горящими синими глазами, с нежными, неглубокими ямочками на щеках (он раньше и не замечал этой ее милой особенности). Она нежно обхватила его шею и шепнула прямо в ухо:

– А такие страстные все штрафники? Или только те, которых обвиняли в трусости?

Павел вздрогнул и сорвал с шеи ее руки. Но Кондукторова цепко схватила его за отвороты шинели и потянула к себе:

– Бывают ошибки, Павел! Знаю, что ты не трус…, и про то дело кое-что слыхала… Но у тебя в бумагах об этом почему-то нет ни слова. А за такие штучки у нас даже майора по голове не погладят… Кастальская тут сильно обмишурилась!

– Откуда ты это знаешь!? Да как же так! – Павел стоял не лестнице бледный, он даже почувствовал, как задрожали его ноги.

– Всеволод Алексеевич рассказал, – сказала она строго, и сразу с лица была смыта улыбка, погасли голубые глаза, став невыразительно серыми, куда-то пропали пикантные ямочки со щек, – Ставинский. Генерал-майор Ставинский. Помнишь такого?

Павел испуганно закивал – а как же! Как не помнить? Это он, тогда еще полковник, отправил их всех на смерть с лейтенантом, у которого была родинка на виске, это он почему-то вытащил Павла из ада трибунала, и только благодаря ему Павел не был расстрелян. Во всяком случае, Павел думал именно так, потому что не знал, кто молил тогда за него, он почти не помнил того конвойного в трибунале.

– Он в Москве? Он здесь?

– Здесь, – кивнула Кондукторова, – Он и помог мне приехать в Москву с Федькой. Он и еще один. Но это неважно! Главное, чтобы ты все помнил и держал язык за зубами. Машке своей о…нашей теплой дружбе… ни слова, Павел! А вообще-то ты очень даже хорош…в некоторых делах!

Она опять, как раньше, задорно рассмеялась и вновь вспыхнули синие глазки и провалились на щеках нежные ямочки. Кондукторова чуть привстала на цыпочках, вытянула вперед губы нежной трубочкой и чмокнула Павла в кончик носа. Потом она вдруг отшатнулась от него, беспечно махнула ручкой и, закрывая дверь, горячо шепнула:

– До встречи, солдатик!

Павел шел в сторону общежития, не замечая дороги, и думал о том, что в его жизни это уже вторая такая опасная женщина – одна была в Лиде, а вторая тут в Москве. Они чем-то похожи одна на другую. Не внешне, а как-то по-особенному, очень и очень глубоко. Маша, в его мыслях, казалась ему теперь беззащитной, слабой женщиной из совсем другой породы. И эта, Машина порода, была ему ближе, роднее. Он ожесточенно плюнул под ноги, выругал себя вслух, но тут же остановился и вслух же произнес:

– А как же иначе? Она ведь донесет на меня, а там и на Машу!

С тех пор он стал уже бояться Кондукторову вполне осознанно, но тайных встреч в Машино отсутствие очень долго прекратить не мог.

3. Сталин

Впервые на свой пост в Совете Министром Павел Тарасов заступил лишь в середине июня 1946 года.

Это был длинный узкий коридор, устланный красной ковровой дорожкой и заканчивающийся застекленными дверями. Тумбочка с телефоном без наборного диска стояла в двух шагах от окна. Павел ни разу за все время службы не сделал ни шагу по коридору, потому что приходил и уходил с поста лишь через застекленную дверь. Поэтому он даже не знал, что было за тем окном, так же, как и за всеми другими, часто тянувшимися вдоль коридора до самой его глубины, темной и далекой, будто встречное отражение в двух зеркалах.

Он знал лишь то, что коридор числится под номером первым, хотя находится на втором этаже.

Во время первого же инструктажа ему строго, даже как-то слишком тревожно, сообщили, что в конце коридора кабинет Самого, и несмотря на то, что Сам в эту сторону никогда не ходит, следует стоять так, будто он может появиться каждую секунду. Сразу за дверьми был еще один пост, а в другую сторону, по коридору, еще один. Но на тех постах стояли уже офицеры. Тот, что в коридоре – всегда в профиль к Тарасову, и, хотя до него было метров пятнадцать, никак не меньше, Павел стал узнавать все их смены. Офицер же за дверями мог даже прогуливаться по небольшой лестничной клетке. В его обязанности входила проверка личных документов редких посетителей коридора номер один. Он и не у всех их спрашивал. Иногда просто вытягивался и лихо козырял. Этих офицеров, за стеклянными дверьми, Павел знал по фамилиям, потому что на разводах они всегда были вместе. Те же, что стояли дальше, разводились другими караульными и в другое время.