Прошло недели две. Вдруг от Деболина пришло письмо, Кажется, он не писал уже полгода, даже не отвечал на письма. В письме не сообщалось ничего особенного, оно было не деловое, просто он писал, что чувствует себя очень удрученно, скучает по Вассе Петровне, только теперь понял, как ее любил, и выражал желание увидеть ее.
Васса Петровна довольно улыбнулась, перекрестилась и спрягала письмо под ключ. В двадцатый день ездила в Коломну на панихиду, при чем плакала так, будто, действительно, потеряла единственного близкого человека. Священник даже заметил:
– Не следует так убиваться, сударыня! Это даже грешно.
– Ничего, батюшка. Это я от радости.
Священник только посмотрел на нее, покачал головою и молча побрел разоблачаться. И опять Вассе Петровне показался ее несоответственный ответ очень смешным.
Домой она приехала довольная и даже улыбающаяся, в ожидании завтрака прошла к себе в комнату и встала у окна, раскрыв форточку. Был теплый и темный мартовский день. Разбрызгивая грязь, тяжело проковылял автомобиль. Ну, конечно, он и есть! 457! Васса Петровна высунулась в окно и хотела что-то крикнуть, как вдруг мотор остановился, и к нему побежали быстро прохожие. Что это случилось? Васса соскочила с подоконника и тихо сказала: «навсегда неразлучимы».
В доме, далеко, послышалась какая-то возня: хлопали дверями, что-то тащили, кричали. Что это?
В комнату быстро вошла Вера Прокофьевна.
– Васса, дружок, не пугайся, пожалуйста, случилось несчастье. Модест Несторович попал под автомобиль и указал на наш дом, как на ближайший знакомый. Хорошо, что вспомнил. Его принесли сюда. Ты, конечно, ничего не имеешь против. Но не пугайся, ради Бога! Ничего ужасного не произойдет.
Васса Петровна едва ли слушала, что говорила тетка. Улыбаясь, она быстро прошла к комнату, где находился пострадавший. Увидев его, она бегом бросилась к кровати и, охватив голову своего возлюбленного, шептала:
– Наконец-то, наконец-то! Неразлучимы, неразлучимы!
– Да, – ответил тот, подняв томные глаза: – неразлучимо твой. Я так устал.
Больной впал в забытье. Васса Петровна, все время улыбавшаяся, вышла на цыпочках к телефону и сообщила обо всем происшедшем Елизавете Николаевне Жадынской, прося ее немедленно приехать.
Та поблагодарила и примчалась через двадцать минут. Васса Петровна попросила провести приезжую даму к себе. Самая любезная улыбка не сходила с уст хозяйки.
– Модест Несторович немного забылся, его нельзя тревожить. Вы можете немного подождать?
– Да, да, разумеется. Благодарю вас за участие. Какой ужасный случай!
– Ужасный? Пустяки!
– Т. е., как это пустяки?
Не отвечая на восклицание гостьи, Васса Петровна вдруг спросила:
– Вы меня не узнаете?
– Нет.
– А, между тем, я у вас была. Я у вас зеркало торговала.
– Ах, так это были…
– Я, я. Вы тогда говорили насчет отражений вашего и г-на Деболина, будто в зеркале остались какие-то там следы. Так это все пустяки! Модест Несторович любит одну меня и – неразлучимо мой!
Васса Петровна поднялась с дивана, вся розовая и улыбающаяся, будто ее палил огонь; поднялась и Елизавета Николаевна.
– Все это может быть, но я могу вам не поверить. Я бы хотела слышать это от самого Модеста Несторовича.
– И услышите!
– Может быть, его здесь нет, вы вызвали меня только, чтобы издеваться надо мной?
– Нет, он здесь и все подтвердит вам.
– Странно!
– Идемте, милая, не волнуйтесь, – покровительственно сказала Васса Петровна и, взяв соперницу за руку, повела ее к двери. Остановившись, она поцеловала Жадынскую и еще раз повторила:
– Не волнуйтесь.
Но они не успели открыть двери, как последнюю распахнула тетя Вера.
– Васса, Васса!.. Модест Несторович… Какое несчастье!..
Она не докончила.
Васса Петровна, не выпуская руки Жадынской, зашептала:
– Неразлучимо мой! не-раз-лу-чи-мо!
Не-раз-лу-чи-мо!
Портрет с последствиями
Как и следовало ожидать, «женщина с зонтиком» обратила на себя внимание почти всех. Кто интересовался, почему картина, изображавшая даму, сидевшую за небольшим столом и поднявшую рюмку красного вина на свет, называется «женщина с зонтиком», – и тщетно искал этого предмета на полотне. Кто восхищался нежными тонами ткани, лица, освещенного снизу, и красным звездистым отблескам света через вино на прозрачной руке. Кто высказывал свое мнение о красоте изображаемой дамы и делал догадки о её происхождении, национальности и характере. Её отношения к художнику тоже не мало занимали праздное воображение зрителей. Кто она: жена, любовница, случайная модель, пожелавшая остаться неузнанной, или профессиональная натурщица? Это было трудно прочесть в чувственных и несколько надменных чертах высокой брюнетки, с низким лбом, прикрытым, к тому же, длинной челкой.