— Никого вы не должны изображать, — возразил Фатеев. — Хотите считать себя трусом — это как вам будет угодно. Лично я не был бы столь категоричен… Всякое бывает в жизни. За свою практику не так уж часто я встречал людей, которые прибегали бы ко мне и с радостью предлагали: «Вот вам моя почка! Она мне, кажется, не нужна…» Поэтому возьмите себя в руки и будьте мужчиной. Мы — врачи — сделали все, что могли. Дальнейшее во многом зависит от вас. Вы для нее сильный. И мы подумали, что для укрепления духа будет лучше сказать ей, что вы с а м и пришли к нам и предложили свою почку… Я так и сделал… И с этого дня она резко пошла на поправку. Может быть, это совпадение, но факт остается фактом — с этого дня, а не с какого-то другого! Теперь представьте, что было бы, прочитай она ваше письмо?
— Я понимаю, — тихо сказал Романов. — Она не узнает о письме. Я постараюсь… А вам, Виктор Дмитриевич, спасибо. Вам и профессору. И всем… Вообще всем.
Он вдруг закрыл лицо руками и заплакал, Фатеев не успокаивал его. Он смотрел на Романова с чувством глубокого сострадания и думал: «А ведь это, пожалуй, трагедия… Он все равно расскажет ей, потому что, к своему несчастью, честен и искренен… И как у них будет после?.. Но для нас важно, чтоб он не говорил ничего сейчас, в ближайшие несколько месяцев…»
Романов вытер слезы и молча, ссутулившись, подошел к дверям.
30
Заложив руки за спину, ходил и ходил взад-вперед по кабинету Сергей Сергеевич. Останавливался у левитановского «Вечного покоя», но не было ему успокоения, не было тишины и тихой радости… Что-то случилось в мире; что-то надломилось, треснуло и поникло в характере профессора. «Железный дровосек» — звали его когда-то товарищи по курсу, — глаз-алмаз, скальпель прирос к кисти шестым пальцем, стальным… И что же?
На старости лет от собственного сына услышать привелось:
— Извини, отец… Не расстраивайся только… Горохов-то Федор привет тебе передал — с того света.
— Из Аляски, что ли? — попробовал пошутить Сергей Сергеевич.
— Из Якутии… С полутора метров вечной мерзлоты, — ответил Слава. — По твоей милости, между прочим… Твоими молитвами!
И не кончилось на этом… Вызвал к себе профессор своего заместителя, точнее, заместительницу — доктора медицинских наук Крупину, полистал при ней историю болезни полковника Манукянца, насупился недобро.
— Тамара Савельевна!.. Я изучил все это… — хмуро сообщил он, откладывая в сторону пачку кардиограмм, анализов и рентгеновских снимков. — Должен вам сказать, что мы бессильны в данном конкретном случае. Вы поторопились, поместив больного в институт…
Тамара, небрежно причесанная и осунувшаяся, безучастно смотрела в пол, сцепив на полных коленях побелевшие от напряжения пальцы.
— Мне звонил товарищ Фирсов… Интересовался… Что же мы ответим ему, хотел бы я знать? И кто ответит за еще один летальный исход?.. Опять я?
— Один уже ответил, — сказала Тамара. — Всей жизнью своей ответил… Найдутся и другие. Ваша репутация, профессор, не будет подмочена. Ведь вы в стороне. Выше и все дальше от смертных… От нас, да и от больных.
— Одно средство… Перемонтаж сосудов. Тема вашей докторской диссертации, — сухо и зло сказал Кулагин. — но где руки?.. Чьи руки осуществят все это? Такие операции у нас еще никто не делает.
— Надо делать, Сергей Сергеевич!.. Пора, давно пора… А руки найдутся. Чем не руки, взгляните! — Тамара протянула перед собой широковатые, с короткими ногтями руки — белые и шероховатые от постоянного мытья и дезинфекции, сама посмотрела на них с недоумением и досадой, покачала растрепавшейся прической. — Елену Васильевну… если согласится, конечно, в ассистенты попрошу. Она сможет, верю… Не все же ей карандашики затачивать!
— Так!.. — сказал профессор и резко повернулся на каблуках. — Так! Значит, эксперимент: операция на сердце по методу доктора Крупиной?
— Горохова — Крупиной… — как эхо, отозвалась Тамара. — Он начинал, а я лишь на подхвате… Решайтесь, Сергей Сергеевич.
— Знаете, Тамара Савельевна, с некоторых пор я думаю, что ошибался, полагая, будто изучил вас… Вы сейчас домой?.. Отдежурили?
— Да.
— Могу подвезти. Я тоже хочу пораньше сегодня…
Всю дорогу они молчали, но, когда подъехали к дому Крупиной, Кулагин вышел вслед за ней на тротуар и, задержав ее руку в своих, спросил, пытливо заглядывая в глаза:
— Скажите, Тамара Савельевна, сколько этапов проходит в своей жизни ученый?
— Не знаю. Никогда не задумывалась… Наверно, как все: детство, юность, зрелость, старость… И что там еще?.. Семья? Дети? Научные труды?
— Вы забавный собеседник, Тамара Савельевна, и очень интересная женщина. По-моему, вам замуж пора.
— Спасибо за совет! Постараюсь им воспользоваться в ближайшее время… А при чем здесь какие-то этапы?
— Этапов три, Тамарочка: жажда знаний, жажда открытий и… жажда славы. Лауреатство, премии, командировки за рубеж. Как вам понравится этот тезис?
— Забавно, — ответила Тамара.
— А теперь примерьте его на себя… Подходит?
— Нет.