Тильда

Тебе предложили просекко. И сегодня ты не отказалась. Ты пригубила, и день стал еще прекрасней. Сегодня ты найдешь ключ. Ты веришь в то, что эти парни – эти настоящие итальянские просоленные на солнце мачо – достанут тебе твою игрушку.

Игрушку, которая сломала мою гребаную жизнь. Я так и не понял, что тогда случилось. Я так и не въехал, почему кусок железа для тебя был важнее моей души, моего сердца, моих чувств. Я так и не понял, а ты не удосужилась объяснить.

Но в тот момент, когда на тебя летели ножи и тарелки, а ключ летел в море, в тот момент, когда я прижимал тебя к себе, в тот момент я как никогда до этого понял, как преданно люблю тебя, как сильно боюсь за тебя, как яростно буду защищать тебя от любой опасности, как дорожу тобой. А еще я понял, что не смогу без тебя жить.

Время ползет к полудню, солнце впечатывает себя в зенит, время застыло и ждет. И вот наконец Марио в очередной раз выскакивает пробкой из воды, и в руке у него… Да-да-да-да!!!! Тот самый, тот самый, тот самый ключ-отмычка. Он совсем не похож на то, что ты нашла на блошином рынке, но ты узнаешь его, через все эти годы ты узнаешь его линии, и он действительно больше отмычка, чем ключ. Ты кричишь от счастья. Марио подходит к тебе – мокрый гигант в гидравлическом костюме.

– О! Иисусе! Дева Мария!!! – кричишь ты. – Наконец-то, наконец-то! Давай его мне!

Ты протягиваешь руки навстречу ключу, который лежит в ладонях дайвера, закрываешь глаза и в ту же секунду чувствуешь сильный и глубокий удар в область сердца. Ты распахиваешь глаза и не можешь поверить, но пятно на легкой летней блузке растекается бурым озером, на поверхности которого торчит ржавый средневековый гвоздь.

Марио легонько подталкивает тебя, и ты уносишься за борт невероятно красивой раскинувшей руки птицей. Рыбалка удалась. Ты победила.

И трубка звонит.

«Сергей, все готово. Высылайте чек. Чао».

И я встаю из-за своего старенького айбиэма и впервые в жизни, которая, так и не случившись, закончилась двадцать лет назад, не знаю, куда идти, о чем думать и, главное:

Чем заняться до смерти.

Журнал «Русский пионер», сентябрь 2016

Децтво

Одно из двух: либо у меня его не было, либо оно до сих пор.

Третьего не дано. Третье автоматом выдает взрослого. И ответственность.

И то, что я должна кайфовать от одного и того же. Но я ни фига не взрослая, ибо слова пуляю на ветер, за поступки не отвечаю и из постоянного – только опасные вещества. Белки, жирки, углеводки, витаминки мой организм воспринимает, как блокадник мясо. Полезное заходит к нам в гости редко, но заходит, слава богу. Так что как минимум раз в месяц мы с моим мозгом решаем-таки соблюсти режим и ударить печенью по спорту в противовес красному израильско-французско-итальянскому пойлу. О, простите меня, виноградники!

Еще мне не чуждо стырить рулон туалетной бумаги из запеперистого кафе «Кофемония», а также рестораций «Ванилище» и «Толстый буржуазище». Бескровные солонки, шахматоподобные гриндеры, разномастные сиротливые бокалы, пепельницы с отбитыми краями свешиваются над моей плитой невменяемой эклектичной гроздью, и некоторые экспонаты время от времени рушатся в омлет.

Молчу про количество позаимствованных мною для Наташи Кабановой, лучшего ресторатора Москвы 2006 года, меню из всех заведений, куда приземлялась наша гоп-стоп-компания, включая трактиры, и гидроподобное лубочное «Гаф-Гаф» тоже осиротело на один лист громадного русского народного ассортимента блюд и напитков. (Названия всех точек общепита, разумеется, изменены автором: не оставаться же голодным на следующий день после выхода «Русского пионера»!)

Кстати сказать, еду я не люблю до сих пор. Как было все равно в четыре, так и осталось в сорок четыре. Минус два. Думаю, идеальным для меня было бы питание космонавтов: бежишь куда-нибудь, на ходу открываешь тюбик, плюм-плюм-плюм и уже заправился. В общем, гастроном на фиг. Исчерпали.

На воровстве утвари, кстати сказать, меня не словили ни разу. Хотя стоп! Вру! Один раз словили. Было это на Елисейских с Наташей, но они сами виноваты. Май, утро, сидр, и спрашивается: сколько еще можно было ждать этот треклятый счет? Мы ждали минут сорок, а потом вдруг я встала и побежала куда глаза глядели, а Наташа за мной, и белокурое ее каре развевалось, и мы хохотали, но внезапно рыжий галльский скупердяй – атансьен, атансьен – задышал рядом, вереща на языке любви: «Лови вора! Лови вора!» О-очень неприятно. И Монпарнас не спас того, кто не смог спастись сам.

Ну их. Всех.