Тим

Мэри никогда прежде не обращала пристального внимания на немногих умственно отсталых детей, которых встречала в жизни, поскольку, как большинство людей, чувствовала себя страшно неловко, оказываясь застигнутой за беспардонным глазением. Сейчас она удивилась, какие они все разные даже в части физических данных, не говоря уже об умственных способностях: от совершенно нормальных на вид до страдающих столь ужасными физическими уродствами, что возникало непреодолимое желание отвести глаза в сторону.

— В прошлом я преподавал в классе интеллектуальных гигантов, — задумчиво проговорил Джон Мартинсон, стоявший рядом. — Там не было ни одного ребенка с коэффициентом умственного развития ниже ста пятидесяти по старой шкале IQ. Но знаете, я получаю гораздо больше удовлетворения, потратив месяц на то, чтобы научить одного из этих детей просто завязывать шнурки. Попытки достичь цели никогда не надоедают и не прискучивают им. Вероятно, потому, что им приходится прилагать огромные усилия, чтобы выполнить поставленную задачу. Чем труднодостижимее цель, тем больше радуется человек успеху. То же самое верно и по отношению к умственно отсталым людям.

После обхода классов Джон Мартинсон привел Мэри в свой маленький кабинет и предложил выпить кофе.

— Ну как, кто-нибудь из них напомнил вам Тима? — спросил он.

— Несколько. — Мэри описала детей, привлекших ее внимание. — Порой мне жалко Тима до слез, — сказала она. — Он так остро сознает свою неполноценность! Просто невыносимо слышать, как бедняга извиняется за то, что он «не тянет на доллар», как он выражается. «Я знаю, что я не тяну на доллар, Мэри», — говорит он, и у меня сердце разрывается.

— Однако, судя по всему, он поддается обучению. Он работает?

— Да, разнорабочим в строительной бригаде. Полагаю, товарищи по-своему добры к нему, но они также бездумно жестоки. Им безумно нравится разыгрывать с ним разные злые шутки — например, однажды они обманом скормили ему кусок кала. Тогда он плакал — не потому, что стал жертвой жестокого розыгрыша, а потому, что не мог понять смысл шутки. Он хотел смеяться со всеми! — Лицо у нее исказилось, и она умолкла.

Джон Мартинсон сочувственно кивнул.

— Совершенно типичная модель поведения, — сказал он. — А что насчет его родителей? Как они обращаются с ним?

— Принимая все во внимание, очень хорошо. — Мэри поведала об обстоятельствах жизни Тима, удивляясь собственной разговорчивости. — Но они переживают за него, — печально закончила она. — Особенно мучаются мыслью, что станет с ним после их смерти. Отец говорит, Тим умрет от горя. Сначала я не поверила, но со временем поняла, что такое вполне вероятно.

— Согласен, весьма вероятно. Таких случаев много. Люди вроде вашего Тима нуждаются в любящей семье гораздо больше нас, нормальных людей, поскольку они не могут приспособиться к жизни, лишившись семьи. Им приходится очень трудно в нашем мире. — Джон Мартинсон серьезно посмотрел на нее. — Судя по вашему выбору детей, напомнивших вам Тима, внешность у него вполне обычная.

— Обычная? — Мэри вздохнула. — Если бы так! Нет, внешность у Тима необычная. Вне всякого сомнения, он самый эффектный молодой человек из всех, каких мне доводилось видеть в жизни. Красив, как греческий бог, более подходящего сравнения не найти.

— О! — Джон Мартинсон опустил глаза и несколько мгновений смотрел на свои сложенные руки, а потом вздохнул. — Ну что ж, мисс Хортон, я дам вам список книг, которые, думаю, окажутся вполне доступными для вашего понимания. Они вам помогут, вот увидите.

Он встал, проводил Мэри до вестибюля и вежливо поклонился.

— Надеюсь, вы привезете ко мне Тима в ближайшие дни. Я бы очень хотел познакомиться с ним. Однако вам стоит предварительно позвонить, поскольку, думаю, для него будет лучше, если вы зайдете ко мне домой, а не в школу.

Мэри протянула руку.

— Буду рада. До свидания, мистер Мартинсон, и огромное вам спасибо за вашу доброту.

Она ушла задумчивая и опечаленная, сознавая, что самыми трудными и неразрешимыми являются такие проблемы, которые по самой своей природе не оставляют места для мечты.

17

Весна в Сиднее не является порой пробуждения и буйного цветения природы, как в Северном полушарии. Все деревья, кроме нескольких завезенных листопадных пород, в течение короткой благоуханной зимы сохраняют листву, и в сиднейских садах круглый год цветут какие-нибудь растения. Самая заметная перемена происходит с воздухом: в нем разливается мягкое сияние, непонятно почему наполняющее сердца новой надеждой и радостью.