Общее веселье проходило мимо него. Ничто из этого не имело к нему никакого отношения. Внезапно маг почувствовал себя чужим. Он словно беспомощно ковырялся в чем-то, что не мог и надеяться понять, и превращал это в настоящий беспорядок.
— Калужница Болотная, — сосредоточенно хмурился Гарри, указывая пальцем, — Если положить их под подушку на ночь, это заставит вас мечтать о старой любви. А листья папоротника заставят мечтать о будущем. А еще были лилии, они что-то вроде защитного оберега.
— Гарри хотел принести тебе одну, — прошептала Кауко, хотя, конечно, они стояли так близко, что все могли ее слышать. — Но они ядовиты.
Гарри слегка покраснел, но переборол себя.
— Лини сказала, что фиалки лучше. Они тоже защищают, но не ядовиты.
— Я не хочу, чтобы ты случайно опрокинул растение в напиток, — подтвердила Лини скучающим тоном, — Если вы двое хотите носить с собой цветы, используйте лучше фиалки.
Гарри выбрал одну из корзины и отдал Северусу. Он, конечно, знал о защитных свойствах фиалок— они использовались в нескольких зельях. Обычно он попытался бы превратить подобную ситуацию в очередной урок, но сейчас это казалось неправильным, как будто это было не к месту, как будто ему внезапно не хватило уверенности в себе. Мальчик будет раздражён, это само собой разумеющееся, а остальные будут варьироваться от второстепенного смущения до веселья. Прямо сейчас он не мог справиться ни с чем из этого.
— Могу я выбрать один? — вежливо спросил Альбус. После быстрого кивка Лини он выбрал один из листьев папоротника и протянул Северусу.
— Мой подарок тебе. Можешь сегодня ночью мечтать о будущем, Северус.
Северус взял его. Часть его хотела бросить растение директору в лицо. Другая часть хотела положить его под подушку и надеяться на жизнь, в которой он перестанет того разочаровывать.
Мужчина задержался на крыльце, пока все входили в дом. Лист папоротника и фиалка весили в его руке больше, чем это было возможно физически.
— Ещё я взял вам лилию.
Отвлекшись, он посмотрел на мальчика. Из кармана тот вытащил два зеленых стебля, на каждом из которых было по три цветка, маленьких и белых, как молочные зубы*. Немного смятые, они лежали на ладони Гарри, блестя от пота.
— Я думаю, что это лучшая защита, если она вам нужна, — объяснил он. — Примерно так работает естественная магия, а раз цветы растут из земли, а в земле вокруг много магии, я думаю, это должно сработать, правда? Я знаю, что Лини сказала, что они ядовиты, и мне не следует их брать, но иногда нужно причинить кому-то боль, чтобы защитить себя, верно?
Он ухмыльнулся своей маленькой шутке. Северус попытался улыбнуться в ответ.
— Хм, в общем, вы можете выбрать одну. Другая для меня. Я имею в виду, если хотите.
Он хотел. Он взял тот, который был немного больше изуродован мальчиком, и сжал его в кулаке в знак признательности. Гарри улыбнулся и сделал то же самое с другим цветком, как будто это был их маленький секрет. Как будто Северус не играл в чужой песочнице.
В ту ночь он не поднялся к себе, как обычно.
Звон кружек раздавался в комнате, освещаемой камином и лунным светом, льющимся из окон, глупо распахнутых, словно своими объятиями приветствовали холод: это были владения здешних хозяек, уголок уединения среди суматохи и рутины. Они привыкли делить одиночество на двоих. Каждую ночь их голоса, интимные и небрежные, поднимались по лестнице и проникали в комнату Северуса, пока он читал. Женщины явно наслаждались этими мгновениями покоя. Только сегодня Северус не мог вынести мысли об одиночестве.
Лини растянулась на диване в ожидании его ухода, необычайно расслабленная. Сам он не сводил глаз с огня, слишком недовольный этой слабостью, чтобы выразить словами.
Кауко поняла первой. Что-то в ее лице дернулось, а потом она ухмыльнулась, сбросила ноги Лини со своих колен и суетливо побежала через комнату.
— Сегодня ночью, — загадочно сказала она, открывая стеклянный шкафчик в углу. Северус мельком увидел бутылку темного ликера и три рюмки. — Особенный случай, хотя обычно мы приберегаем выпивку на зиму.
— Какой? — искренне спросила Лини, прежде чем Северус успел произнести то же самое, только с примесью сарказма.
— Сегодня Северус расскажет нам свою трагическую историю.
— Я расскажу?
— Заметьте, — Кауко налила напиток Лини и, не глядя, сунула его ей в руку, — Он не утверждает, что у него нет трагической истории, только то, что он не хочет нам рассказывать.
— Но он это сделает, — сказала Лини с абсолютной убежденностью.
— О, он расскажет, — она зависла над выпивкой Северуса в нескольких дюймах от его лица. — В тот момент, когда он примет напиток, он обречен рассказать об этом.
Он некоторое время смотрел на нее. Затем, не прерывая зрительного контакта, выпил.
Выпил залпом, от сладкого жжения в горле пересохло. Лини закричала с совершенно неправильной интонацией, как плохая актриса. Кауко присоединилась к воплю, уголки его рта дернулись.
— Родители мальчика, — сказал он, — Я презирал его отца, но любил его мать.
— Клише, — кивнула Лини, — но мне это нравится.
Кауко фыркнула.