Time Left Today (ЛП)

Северус уставился на плетеную корзину, стоящую на полу у ее ног, и перечислял названия цветов внутри, чтобы сдержать слезы. Безнадежно глупый и нелепый. У них двоих всегда была эта синхронность, понимание. Даже когда они ссорились, даже когда не видели друг друга, даже когда он понял, что это никогда не будет тем, чего он хотел — у них было это. Он нуждался в этом сейчас, чтобы спросить ее, что ему делать с Альбусом, с Гарри, с самим собой; она, вероятно, тоже не знала бы, но тогда это не имело бы значения…

Он был бы счастлив знать, что она где-то там, дышит и думает. Тогда он тоже мог бы дышать и думать. Он бы сейчас знал, к каким отношениям они могли бы прийти к настоящему времени. Северус вообразил себе другую жизнь, в которой она была там, на диване в другом конце комнаты, закинув ногу на ногу, с глазами ясными и задумчивыми. У него могла быть эта жизнь, и он чувствовал себя так, будто его ограбили.

Мужчина вытер щеку там, где потерпел неудачу. Хозяйки дома не заметили: они смотрели друг на друга.

— Спокойной ночи, — неловко сказал он и, пошатываясь, поднялся на ноги. Возможно, было безответственно пить так скоро после сотрясения мозга.

Гарри бы возмутился, если бы узнал.

— Подожди, — Кауко чуть не свалилась с дивана, наугад роясь в корзине. Она пошарила в ней, затем протянула руку с увядшим ярко-желтым цветком: бархатцы болотные.

— Сладких снов, — сказала она с небрежной улыбкой. Лини толкнула ее ногой в бок.

Северус поковылял наверх, где положил цветок на подоконник рядом с листом папоротника, который дал ему Альбус. Старая любовь и будущее. Блестяще. Нужна ли была эта нелепая символика, вот что он хотел знать.

Он принял душ и переоделся, выпил полный стакан воды и почистил зубы, но все еще не знал, что сегодня вечером положит под подушку. Это не должно было иметь значения. Конечно, это не имело бы значения, если бы он не был пьян.

Погасив свет, он взглянул на свой выбор в тусклом сиянии неба. Они выглядели сверхъестественно, мягко развеваясь на ветру из окна, которое он приоткрыл. Если погода ухудшится, их сдует с подоконника.

Он оставил их там.

Ему приснилось, что он собирал морошку, чтобы подарить Гарри, но его корзина была с огромной дырой на дне, она никак не наполнялась.

Комментарий к Часть 22

* Речь идёт о ландышах, которые на английском тоже называются лилиями. Я плохо разбираюсь в растениях, но , возможно, ландыши— это дикий подвид лилий… В любом случае, в переводе я назвала их так. Думаю, вы понимаете, почему)

Прим. автора:

«Я получила много прекрасных отзывов о последней главе и была очень рада видеть, что вам понравилась! Надеюсь, что смогу ответить на некоторые из них позже на этой неделе, как только почувствую себя немного лучше: я заболела ковидом и, Боже мой, первые три дня я едва находила силы перевернуться с одного бока на другой.

Как всегда, спасибо за прочтение, и, поскольку следующая глава уже готова, я без проблем выложу ее в субботу.»

========== Часть 23 ==========

Инари (IV)

Гром разразился, сотрясая дом. Берёзы свистели под тяжестью набегающего ветра. Сердце Гарри замерло и забилось, только чтобы снова замереть.

Солнце уже зашло, и щупальца последних светлых лучей, как ленточки, слабо обвивали сумерки. Но молния осветила чердак с разительным контрастом, выделив форму шкафа, засветив белизну простыней, ослепив его на достаточно долгое время, чтобы он все еще моргал, когда последовал ужасный грохот разверзшихся небес, эхом отдающийся в голове Гарри и в каждой его конечности. Он прочувствовал этот грохот своим позвоночником, каждым своим зубом.

Гарри не боялся бури, но такой бури он еще не видел.

Он в отчаянии сбросил простыни. Спать было невозможно, а недосып всегда вызывал у него тревогу. Минуты шли, и с каждой уменьшались его шансы выспаться. Или шансы вообще заснуть — он знал, что после трех часов ночи это невозможно.

Следующий день будет испорчен, если он не выспится. Он слишком устанет, чтобы преуспеть на уроке Лини, слишком устанет, чтобы помогать собирать грибы или красить забор, слишком устанет, чтобы сдерживать свой гнев. Он не хотел, чтобы у него был отвратный день. Посреди ночи эта перспектива показалась ему ужасной.

Дом содрогнулся от очередного удара грома. Было глупо бояться, и все же он боялся. Досадуя на себя, на бурю, на отсутствие света на чердаке, он вскарабкался, чтобы встать, и на цыпочках прокрался по скрипучему полу к лестнице.

Тот завывал под его ногами. Гарри не думал, что делает что-то слишком неправильное: ведь никто не рассердится, если он встанет, чтобы пойти в ванную или выпить стакан воды? Но Дурсли обычно запирали его на ночь, и в затылке постоянно чесался зуд, который заставлял его прятаться — ему казалось, что в любой момент дверь может хлопнуть, и Снейп выскочит и завопит: «Что, черт возьми, ты делаешь?!», как и во все другие разы, когда Гарри понятия не имел, что нарушает какое-то неписаное правило.