«Когда Тимура сняли с должности командира, – вспоминает Сергей Степанов, – сослуживцы стали писать письма всем, включая Горбачева, о том, что совершается высшая несправедливость. Но ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Пришедшая «группа из ВВС» ощущала себя миссионерами (за очень малым исключением), призванными для спасения морской авиации. Нет нужды и желания описывать деятельность варягов, обо всем говорит итог их работы: все части Центра добровольно встали под знамена другого государства. И это сделали русские офицеры в надежде на дивиденды за холуйство. К счастью, у руководства Вооруженных сил Украины стояли мудрые люди, которые понимали, что предательство – не эпизод, а свойство натуры».
После распада Советского Союза в конце 1991 года все, кто служил в Крыму, должны были принять новую, украинскую присягу.
У Тимура не было и доли сомнений, присягать ему на верность Украине или нет. Он был русским человеком, но дело даже не в этом. Один раз дав клятву верности Родине, он и помыслить не мог, что можно принять другую присягу: это было равносильно предательству, измене самому себе, своим понятиям о чести и достоинстве офицера. И хотя решение Тимур принял сразу и бесповоротно, все, что происходило тогда в гарнизоне, было для него сильнейшим потрясением. «С этим аэродромом уходило то, что составляло смысл моей жизни. Я понимал, что второй такой тренажер нам не построить».
Мы не знали, чем все закончится и что ждет нас впереди. Обстановка в гарнизоне была накалена до предела, власть переходила от России к Украине и обратно иногда в течение суток, и все могло вылиться в вооруженное столкновение. Заместитель начальника Центра В.И. Безногих цинично заявил Тимуру: «Ты меня знаешь – кровь пущу, а на вас спишут И будете с Бакулиным (начальником Центра. –
На людей страшно было смотреть: на чаше весов, с одной стороны, была честь и неопределенное будущее, а с другой – обустроенный быт, квартиры, которых многие ждали годами, дачные участки, которые кормили семьи, и благодатный крымский климат. Наш дом превратился в штаб, куда шли люди днем и ночью, мы почти не спали, и невыносимо было видеть плачущих подвыпивших мужиков, которые приходили к своему, хоть и снятому, командиру с одним вопросом: что делать? Ставленники украинского руководства действовали по принципу кнута и пряника: обещали облагодетельствовать всех, кто примет новую присягу, и подвергнуть репрессиям семьи неприсягнувших. Причем каждый офицер при назначении на должность на собеседовании должен был ответить на вопрос, будет он, если последует такой приказ, воевать с Россией или нет.
По договоренности части Центрального подчинения, куда входил и Центр боевой подготовки в Саках, должны были отойти России, но Украина самовольно приватизировала Сакский гарнизон, а Россия не приложила усилий, чтобы его отстоять. К кому только не обращался Тимур! В апреле 1992 года в Севастополь приехал А. Руцкой, и Тимур поехал на встречу с ним, но вернулся удрученный: «Наверху идет передел власти, а нас бросили на произвол судьбы». Решение пришлось принимать самому.