8 апреля 1992 года, с третьей попытки, военнослужащие были приведены к украинской присяге (это был самый страшный день в сакском гарнизоне!), после нее все напились по-черному Многие принимали присягу не поднимая глаз. Некоторые украинцы просто не пришли на построение, а потом уволились – не потому, что не любили Украину, – слишком унизительно было присягать под дулом пистолета.
А команду Тимура пытались с позором вышвырнуть из Крыма. Но он позвонил командующему ВВС Украины В.Г. Васильеву и объяснил, что Родину они не предавали, никому не изменяли, просто сделали свой выбор и поэтому имеют право на построение и проводы с развернутым знаменем полка.
Тимур сумел убедить командующего, и 10 апреля, согласно Уставу Вооруженных Сил СССР, на плацу был выстроен весь 100-й полк. Было прощание со знаменем, вручение подарков. А потом Тимур обратился к своим бывшим однополчанам:
«Товарищи, честное слово, очень трудно с вами расставаться, расставаться с тем коллективом, с которым очень много пройдено – и в небе, и на земле. Мы с вами многое пережили – и хорошее, и плохое. Я все мог предвидеть, кроме того, что произошло сейчас. Наверное, никто не мог предусмотреть, что развалится наше государство и что первый корабельный истребительный полк будет заниматься не свойственными ему задачами.
Уезжая отсюда, я забираю частицу полка, и мы продолжим то, ради чего этот полк был создан.
И я очень хочу, чтобы никогда нас не заставили наши политические вожди смотреть друг на друга сквозь перекрестие прицела!»
Тимур был военным человеком, прекрасно владеющим оружием и в случае необходимости обязанным применить его. Но, слава Богу, этого не случилось! Что угодно могло произойти и в 1992 году в Крыму, и в 1981 году в Калининграде, когда Тимур был назначен ведущим ударной группы, находившейся в боевой готовности из-за возможных провокаций со стороны польских военных кораблей в связи с развернувшимся движением «Солидарности». Тимур, конечно, выполнил бы приказ блестяще, но впоследствии он говорил, что наших летчиков потом во всем бы и обвинили, как это произошло со сбитым на Дальнем Востоке в 1983 году «Боингом».
Будучи командиром дивизии на Севере, он должен был по разнарядке отправлять какую-то часть матросов в Чечню, но, найдя грамотные аргументы, не отдал туда ни одного человека.
Осенью 1992 года Тимуру предложили возглавить Военно-воздушные силы Грузии. Войны там тогда не было, разрухи тоже, а самое главное, появлялась возможность работать без ограничений и создавать такую авиацию, какой она, по мнению Тимура, и должна быть. Поэтому, с точки зрения летной работы, предложение было очень заманчивым, не говоря уже о всяких благах, которые сулил Шеварднадзе. Но родиной Тимура была Россия, и по духу, по воспитанию он был русским человеком и служить вновь испеченному государству, конечно, не мог. Хотя с грузинскими родственниками у Тимура были очень теплые отношения. Он навещал отца, Автандила Александровича, не раз и я с детьми гостила в Тбилиси, и встречали нас по-родственному сердечно. Отец Тимура много сделал для нас, а позже, когда распался Советский Союз и в Грузии, как и во многих бывших республиках, наступила безработица, Тимур приезжал в Тбилиси, поддерживал отца и помогал ему. В 2003 году по приглашению мы ездили в гости к брату Тимура Ираклию, артисту театра им. Руставели. Тимур говорил, что, если бы Грузия подверглась внешней агрессии, он бы первым прилетел ее защищать.
Командующий морской авиацией Владимир Григорьевич Дейнека рассказывал, как в его кабинете Тимур советовался с ним, стоит ли отвечать на предложение грузинского руководства. Ответить, конечно, было необходимо, но как найти тактичную мотивировку отказа (других решений Тимур даже не предусматривал)? Сначала доложили обо всем Главкому, а потом Тимур позвонил Министру обороны Грузии и объяснил, что он морской летчик, летающий с палубы, а авианосцев в Грузии нет, и главное – он русский офицер и служить другому государству не будет. После разговора Тимур положил трубку телефона и воскликнул: «Я ни за что не стал бы служить Грузии, даже если бы Шеварднадзе меня усыновил!»