Тёмное солнце

Поднявшийся ветер холодными колючими пальцами с длинными ледяными ногтями разрезал пространство, увлекая за собой в появившиеся прорехи тепло и свет. Темные струи энергии, вившиеся рядом с ногами Лаитан, острыми копьями врезались в её тело. Чужеродная энергия разрывала мышцы и заставляла трепетать душу. Боль, которая волной прокатилась по телу Медноликой, выбила из пересохшей глотки громкий протяжный стон. Но и капли золотой крови, падающие на властелина, не приносили ему удовольствия. Пальцы двух людей сплелись, и от них вместе с порывами дрожащего снежного ветра вперёд взлетели острые нити льда, разбившиеся о скорлупу жреца. Туман застыл, словно хрупкая оболочка яйца, потеряв на какое-то время текучесть и способность заращивать раны. Сердце слуги Посмертника дёрнулось, покрываясь ледяной глазурью, замедляя биение и медленно превращаясь в осколок льда. Ребра и гнилые мышцы дрожали, похрустывая, и судорожно тянулись друг к другу, стараясь сомкнуться и защитить от пронзительного холода важные органы. Тьма рвала Лаитан, перекатывая её в своих когтях, как кошка пойманную добычу, то и дело откусывая по кусочку, разделяя плоть на тончайшие волокна. Морстен дёрнулся, пытаясь вырвать руку из пальцев Лаитан, но те примёрзли к плоти властелина, не желая разделяться. Снежная метель, колдовская и всепроникающая, дыхнула на туман жреца, полностью закрывая его от взглядов присутствующих. Медноликая попыталась вздохнуть, ожидая, как лёд уже привычно обожжёт ей горло, но воздух не пожелал вливаться в него, застыв на полпути и превратившись в снежный ком.

Она уже не чувствовала холода, боли, огня сражения. В её разуме билось другое.

Раскосые золотистые глаза человека, смотрящего на неё через века. Блестящие серебром и золотой гравировкой залы, мигающие сотнями разноцветных светлячков. Одни гасли, другие загорались, а золотистые глаза её молчаливого наблюдателя все так же смотрели в душу Лаитан, будто старательно стремясь узнать в ней себя.

Помещение заволокло густым дымом, Лаитан, прикрыв глаза и рот рукавом, попыталась вздохнуть и закашлялась. Кашель терзал её все сильнее, она упала на колени, а потом и на пол, согнувшись и упираясь ладонями в прохладный металл покрытии под ногами. Чьи-то руки подхватили ее ослабшее тело, чужой голос озабочено спрашивал о чем-то на незнакомом ей языке, а высокий меднокожий человек с золотыми глазами продолжал стоять и смотреть на нее с тревогой и интересом. Ладони Лаитан соскользнули с горячих тел подоспевших людей, скребанули ногтями отброшенный в сторону прозрачный купол купели, из которой валил холодный пар. Ее вместилище было очень похожим на то, которое она уже видела в пещерах под горой. Только это былорасчитано на взрослого человека, а не на хранение небольших пробирок и колб.

— Ула? Ты меня слышишь? — заговорил с ней златоглазый человек. — Дочь моя…

Лаитан никак не могла вдохнуть воздух, чтобы ответить. Она задыхалась, умываясь слезами и дергаясь в судорогах, а люди вокруг, суетясь и отдавая приказы, пытались удержать ее уже вчетвером. Тело сотрясали судороги, спазмы и жажда жить, бьющая через край и дергающая мускулы в бешеной пляске.

Медноликая Лаитан с хрипом и рёвом вдохнула воздух, едва не выхаркнув обратно куски замороженных органов. Перед глазами еще кружились редкие снежинки — последние из наведённой волшебством тёмного золота метели.

Какое-то время казалось, что ничего не происходит. Время словно замерло, замёрзло, покрылось льдом и изморозью. Звуки битвы, затихающей в отдалении, умирали, доносясь тягучими ударами металла, визгом раненых лошадей и криками людей, умерших, умирающих и не собиравшихся это делать.

Мёртвый жрец внутри закостеневшей и замершей сферы не шевелился. Что-то треснуло, разорвавшись с тягучим звоном. То, что было не так давно туманом, покрылось сеткой трещин — Тьма дала незримому материальность, а холод Мастерства заморозил материю, превратив её в камень.

Хрупкий, ломкий и непрочный камень. Который под собственным весом ломался, трескался и медленно отваливался пластами, обнажая замершую в центре оледенения фигуру. Серокожий жрец с разрубленной грудиной проявлялся наружу, как утёс, с которого сходит лавина многолетних наслоений слежавшегося снега.

Морстен, замерший и скованный с Лаитан одной общей цепью сил, не мог прервать действия совершенно невообразимого и никогда не практиковавшегося сплетения мастерства и темноты. Не мог прервать без вреда для себя и Медноликой. А потому, не обращая внимания на горячую кровь, текущую по спине из разбитого затылка, промороженную до плеча руку, и прочие мелкие неудобства вроде сплошного потока боли, в котором он купался все время контакта с силой света, он продолжал давать ровный, плотный поток энергии, вытаскивая его из окружающего пространства, насколько мог дотянуться.