Тёмные церемонии

– Если я прав и речь действительно идёт об определённых исследованиях, то один гений потратил на них около тысячи лет, – рассказал Консул. – Уверен, я смогу повторить его путь и получить такие же результаты, но в данный момент не располагаю большим количеством свободного времени.

– Понимаю… – пробормотал Машар.

– К тому же я не столь увлечён ими. А чтобы сделать то, что сделано, нужно жить этой идеей.

– Могу я спросить, как получилось, что вы не добрались до этих знаний?

– Я узнал о них слишком поздно.

– Недавно, как я полагаю?

– Да, после возвращения. – Консул помолчал, а затем неожиданно подался вперёд и вновь надавил на рыцаря взглядом. – Быть рядом со мной и оставаться самим собой – это привилегия и честь. И всегда – всегда! – эта привилегия и честь дается после испытательного срока.

Намёк был очень прозрачен.

– Вы решаете, кто достоин этих привилегий. Только вы. Я же просто буду таким, какой есть. А вы сами решите, нужен ли я вам таким или же раб обойдётся дешевле.

Дориан впервые позволил себе подобное в адрес Консула и ждал ответа. Без замирания сердца, поскольку действительно сказал то, что думал. Но не сказать не мог. Без замирания сердца, потому что не боялся, а не боялся, потому что решение его судьбы действительно оставалось за Консулом. Глупо бояться, когда от тебя ничего не зависит. И ещё глупее, когда ты можешь что-то изменить – в этих случаях нужно делать, а не трястись от страха.

Собственно, в последний раз Дориан боялся сегодня утром, когда ехал в дом Лисс. А до этого – в далёком детстве.

Несколько секунд в кабинете царила тишина, затем Консул кивнул и негромко произнёс:

– Теперь слушай, что ты можешь там найти.

И Машар поздравил себя с тем, что выбрал правильную линию поведения.

Или с тем, что у Консула хорошее настроение.

///

Кладбище представляло собой унылое зрелище…

Безусловно, любое кладбище, опрятное или заброшенное, уставленное дорогими скульптурами или простыми крестами, – каждое кладбище вызывает уныние и грусть. Навевает мрачные мысли и мало кого оставляет равнодушным. Такова уж суть этого места. На кладбищах всегда прохладно, но не приятной свежестью, а холодом, идущим из земли и старающимся заползти в душу. И хотя Дориан, как и любой маг, не испытывал особого пиетета к местам упокоения, тем более – к человским, кладбищенское уныние всегда влияло на его настроение.

Ну а вид устроенного на Введенском погрома заставил рыцаря скривиться – варварства Дориан не терпел ни в ком. Тем более – в челах.

Разбитые надгробные камни… Немного, меньше десятка. Обломки разбросаны по дорожкам, и создаётся впечатление, будто разгромлена едва ли не половина могил. Ещё с десяток плит вывернуты и повалены или отброшены в сторону. Демонстративно отброшены – кто-то не постеснялся продемонстрировать невероятную, невозможную в обычной Москве силу.

«Здесь совершенно точно орудовал маг».

Оставалось понять, он просто хулиганил или же подозрения Консула верны…

Ещё надписи и символы, сделанные ярко-алой краской из баллончика, однако они могли заинтересовать разве что человских стражей порядка – Служба утилизации уже доложила, что ни одной правильной последовательности символов нанесено не было. Но выглядели надписи внушительно и производили впечатление на обыкновенные умы…

– Вы, наверное, из полиции?

Дориан почувствовал приближение кладбищенского начальства, но поскольку шли они тихо, оборачиваться не стал и даже «вздрогнул», услышав вопрос.

– Если из полиции, то ваши здесь уже были. Уехали недавно.

– Извините, если напугали.

– Ничего страшного, – ответил рыцарь, поворачиваясь и в упор разглядывая гостей: один высокий, худой, с очень тонкими губами и оттопыренными ушами, второй на полголовы ниже и плотный, в спортивном костюме. – Майор Машеров, Тринадцатое управление ФСБ.

И продемонстрировал кладбищенским значок.

– Ого! – не сдержался высокий. – А вы зачем здесь?

– Что значит «зачем»? – Дориан добавил в голос металл. – Я здесь по службе.

– В смысле… – высокий сбился. – Это ведь хулиганство, так?

– Возможно, хулиганство, – не стал спорить центур и убрал значок во внутренний карман. – А возможно, экстремизм.

– Вы им занимаетесь?

– Мы занимаемся всем.

– Я понимаю.

– Прекрасно. – Машар огляделся. – Так что здесь произошло?

– Хулиганство, – в тон ему ответил спортивный костюм. – Или экстремизм.

Второй из кладбищенских был явно с характером и ФСБ, судя по косвенным признакам, недолюбливал. Возможно, доводилось иметь дело: по хулиганке или экстремизму. Его отношение к человской службе Дориана не волновало, однако времени у него было в обрез и следовало сразу объяснить кладбищенским, что терять его он не собирается.

– Как вы это определили? – холодно спросил Машар, уставившись на спортивный костюм.

– Что именно?

– Что экстремизм.

– Ну, раз вы здесь… – туманно протянул мужик.

И был резко оборван:

– Я здесь, потому что обязан провести проверку случившегося. А почему вы решили, что преступление имеет признаки экстремизма?

– Я не знаю, – растерялся спортивный костюм. – Я за вами повторил.