Тёмные церемонии

Лисс не хотела отвечать. Направляясь к Клопицкому, она решила молчать до тех пор, пока не совершит задуманное. Боялась, что сомнения вернутся и в последний момент твёрдость духа оставит её. Но неожиданно поняла, что вид пленённого кровососа не вызывает у неё жалости. Перед ней сидел ночной охотник, убийца, который сходил с ума от того, что не может убить. Да, жалкий. Да, приговорённый. Но убийца.

И потому Лисс осталась абсолютно спокойной.

– Мне помогли решиться.

Он мгновенно понял смысл фразы:

– Мои соплеменники?

– Да. Твои неприятные соплеменники.

– Не повезло. – Кровосос усмехнулся, постаравшись вложить в усмешку всё высокомерие ночных охотников, хотел остановиться на этом, но не удержался, продолжил: – Хотя… – Вампир перевёл взгляд на Клопицкого. – Он всё равно меня не отпустит. Ему нравится приходить сюда и наблюдать за моими мучениями.

Тыжеумер промолчал.

– Возможно, твои сородичи убили кого-то из его близких, – очень холодно, настолько холодно, что сама себе удивилась, произнесла Лисс.

– Это повод мучить меня?

Девушка пожала плечами. Продолжая удивляться себе. Продолжая удивляться тому, что ей абсолютно всё равно.

Вампир же, перестав изучать Лёню, вернулся к Лисс, но уже через пару секунд покачал головой:

– Вчера здесь была другая девчонка.

– Рада, что ты заметил.

– Тебе нравится эта?

– Она знает, что делает.

– Ты сильно удивишься, когда познакомишься с ней ближе.

– Я знаю её достаточно.

– Ты сильно удивишься.

Девушка – не глядя – прикоснулась к включателю, но на клавишу не надавила. Вздрогнула, услышав:

– Рассказать, скольких шасов я высушил? Имён твоих сородичей я не помню, но, возможно, по косвенным признакам ты определишь своих и наконец узнаешь, куда подевались дорогие родственнички…

Вампир продолжил говорить, вперившись взглядом в девушку, но звук исчез. Лиссет бросила быстрый взгляд на Клопицкого, и тот кивнул:

– Я это сделал специально. – Прокомментировать его слова Лисс не успела. – И могу затемнить стекло, чтобы ты не видела, что там произойдёт.

Она хотела сказать, что всё в порядке, что она не боится увидеть, и вдруг поняла, что Тыжеумер в ней разобрался. Так хорошо «прочитал» её, что вновь сумел посеять в ней сомнения.

«Хорошо, что вампир не успел представиться…»

– Затемнить?

– Нет.

– Как хочешь.

Лисс повернула включатель. Нащупала пальцами клавишу. И не отвернулась, до конца досмотрела то, что произошло после включения «протуберанца» внутри стеклянного куба. Досмотрела равнодушно.

///

– Ты была вчера в «Михельсоне».

Клопицкий не спрашивал. Он просто решил, что настало время поговорить, и обратился к самой очевидной теме.

Они сидели в гостиной, в тех же креслах, что в прошлый раз, и пили кофе. Лёня предложил девушке вино, но Лисс отказалась, попросила кофе, который сварил неожиданно смирный Киви. Кофе оказался прекрасен: в меру крепкий и очень ароматный. Оказался настолько вкусен, что Лисс не стала портить его сахаром, хотя обыкновенно добавляла чуть-чуть, на кончике ложечки. Сначала сидели молча – предложение вина нельзя считать разговором, – выпили по половине чашки, и лишь тогда Клопицкий нарушил молчание.

– Да, была, – ответила девушка.

– Я так и подумал.

– О чём ты ещё подумал?

– О том, что такое решение нельзя принимать на эмоциях.

– У меня не осталось эмоций, – ровным голосом ответила Лисс. – Только злость.

– Это и есть эмоция.

– Нет.

– Самая опасная, – не обращая внимания на ответ девушки, продолжил Тыжеумер. – Злость очень сильно туманит голову. Почти как ненависть.

– И как любовь.

– И как она.

– То есть любовь тоже опасна?

– Как любая сильная эмоция.

– Поэтому ты их избегаешь?

Лисс надеялась смутить артефактора, но не получилось – Клопицкий обозначил улыбку, показав, что девушка всё поняла правильно, помолчал и мягко ответил:

– Сильные чувства способны сжечь дотла.

– Если держать их внутри, – очень тихо продолжила мысль девушка.

– Совершенно верно, – подтвердил Лёня. – Но если их выплеснуть – они исчезают, не оставив ничего, кроме ощущения пустоты.

– Хочешь сказать, что любое сильное чувство – это в первую очередь разум? – догадалась Лисс.

– Только разум. Только когда ты понимаешь, что переживаешь, когда осознаешь накрывшую тебя волну и радуешься ей – вот тогда чувства становятся настоящими.

– Ты их переживал? – осторожно спросила девушка.

– Давно.

– Любовь?

– Ненависть.

– Как у меня?

– Нет, Лиссет Кумар, нет… – рассмеялся артефактор. – В тебе нет ненависти к Альянсу, Агеме или вампирам. В тебе вообще нет ненависти. Ты явилась ко мне за справедливостью. И потому что хочешь хоть что-то изменить. Сама изменить. Своим решением. Своей силой. Своей смелостью. – Клопицкий помолчал. – Сама.

– Зачем ты завёл этот разговор? – после долгой паузы спросила девушка. – Зачем придумал экзамен? Точнее, зачем на самом деле ты его придумал?

– Я научу тебя всему, что знаю, – ответил Тыжеумер. – А если не успею – отдам все свои дневники. И книги, по которым учился. И я должен быть уверен, что однажды ты не плюнешь на моё наследство, не разменяешь его на производство артефактов любви.

– Почему я?