Она подумала, не призвать ли кого-нибудь, чтобы Грейс пришлось спасаться бегством до самого дома. Её рука погладила книгу. Это было бы так приятно. Так правильно. Она бы даже выбрала что-нибудь не слишком проворное – скажем, магслова, – чтобы у Грейс был шанс. Кара снова коснулась книги – на этот раз книга шевельнулась у неё под пальцами. «То-то мы с тобой повеселимся! В конце концов, я же дочь своей матери». Та частица Кары, что сделалась пугающе крошечной, удивлялась, почему этот шум не перебудил весь дом. И тут она услышала его – звук, который заглушали стук по стеклу, беспорядочные мысли, жужжание сквитов…
Вопли Таффа.
Кара выронила гримуар и выскочила из комнаты. Папа сидел на своей кровати, держа Таффа на руках. Повсюду была кровь.
– Полотенца! – воскликнул он. – Неси полотенца!
Ран было две: одна в центре предплечья, вторая на затылке. На затылке была всего лишь царапина, а вот рана на предплечье оказалась по-настоящему глубокой. Когда Кара зажала её полотенцем, кровь заструилась наружу сквозь ткань и выплеснула труп утонувшего сквита, который ввинтился слишком глубоко.
Папа подобрал его двумя пальцами и выкинул наружу. И закрыл окошко.
– Это всё я виноват, Кара, – сказал он. В его голосе звучало такое отчаяние, что на глаза у Кары внезапно навернулись слёзы. – Во всём, что приключилось с нашей семьёй. Я не стал её защищать, как следовало, и вот теперь все мы наказаны!
«Нет, – подумала Кара. – Это я виновата в том, что подумала, будто могу справиться с гримуаром».
Она промыла и перевязала раны Таффа и сделала ему обезболивающий компресс. Малыш кривился от боли, но изо всех сил сдерживал слёзы. В конце концов Тафф уснул. Кара смотрела на него, на его подрагивающие веки, на то, как вздымается и опадает его грудь. Её чудесный братишка, который никогда никому не причинил зла.
«Ведь он же мог погибнуть сегодня ночью! И это всё я виновата. Я!»
Нет. Не только она.
– Ты куда? – окликнул папа пару минут спустя, когда она пронеслась через кухню с сумкой через плечо. Он сидел за столом, наполовину опустошив бутыль самогона. – Кара!
Но Кара не ответила. Только сгребла пригоршню спичек и помчалась своей дорогой.
К тому времени, как небо озарили первые лучи солнца, Кара соорудила внушительную груду веток. Она бросила гримуар на эту груду. Книга провалилась сквозь импровизированный костёр, точно наковальня, и на несколько дюймов зарылась в землю.
Кара чиркнула первой спичкой.
Она гадала, какие ещё подвохи её ожидают. А вдруг гримуар внезапно оживёт, отрастит ноги и кинется бежать через поле? А вдруг Сордус материализуется прямо у неё перед глазами и примется соблазнять её обещаниями могущества и счастья?
Да, в конце концов, спичка не загорится.
Спичка загорелась.
Кара смотрела на пляшущий огонёк, ожидая, что вот-вот налетит сверхъестественный ветер и всё потушит. Утро оставалось всё таким же тихим. Кара, всё ещё ожидая, что ей что-нибудь помешает, накрыла ладонью крохотный огонёк и поднесла его к костру. Ветки, хоть и сыроватые, занялись без труда, пламя весело охватило всю груду. В лицо Каре ударил жар, но она осталась стоять неподвижно, глядя, как пламя окутывает проклятую книгу, в полной уверенности, что не может всё быть так просто.
Однако никакого подвоха не было. Книга не взлетела в небеса. Она не обладала собственным разумом и не заставила Кару кинуться в огонь, чтобы её спасти. Никакой чёрный дракон не упал камнем с неба и не унёс гримуар прочь.
Книга просто не горела.
Когда костёр прогорел, Кара вытащила из него книгу, отряхнула пепел и сунула обратно в сумку. Гримуар даже не нагрелся.
15
На рассвете небо разверзлось, и всё утро лил дождь. Сердитые стрелы дождя пронзали чучела, расставленные вокруг деревенской площади, и заставили продавцов с леденцами и расписными шариками для игры попрятаться под крышу. За несколько часов открытая площадка, отведённая для танцев, превратилась в непроходимое болото. Неустрашимые ребятишки, нарядившиеся в свои костюмы, сидели, уткнувшись носом в стекло, и молились, чтобы ливень кончился. Девицы постарше собирались вместе и сооружали друг другу причёски с самыми мрачными предчувствиями, гадая, придётся ли им вообще надеть сегодня праздничные платья.
В общем, завершающий день праздника Теней начался провально.
Даже утреннюю службу пришлось устроить в школе, и хотя это была самая главная проповедь в году, мудрые речи фен-де заглушал непрестанный стук дождевых капель. Но когда проповедь близилась к завершению, дождь внезапно перестал. Фен-де Стоун, никогда не упускавший подобных случаев, сказал, что это как будто «сам Тимоф Клэн протянул свои натруженные в битвах руки и выжал эти злокозненные облака досуха».