Тёмный дом

Живой мертвец болезненно взглянул на него стеклянными, ничего невидящими глазами. Кожа его, давно побледневшая и слезшая, оголяла вымазанный в дорожной грязи череп. Под ним лежали пустые пластмассовые шприцы, иглы впивались в плоть бессмертного, но он не замечал этого. Его жалкая жизнь давно уже была предрешена: он обратился и обрёк себя на бессмысленное, бесцельное существование и вечное рабство, работая на каторге за дозу вечной жизни, без которой не мог, дрожал и таял на глазах, но и уйти был не в состоянии, было страшно погибать, безапелляционно умертвлять своё тело, пойти на сожжение или скинуться с высокой крыши небоскрёба или совершить любое другое умерщвление, когда существо будет не способно принести никакой пользы. Ведь в иных случаях вечно живущих, не воспользовавшихся чудо-вакциной, непременно воскрешают, отправляя на ещё более тяжёлую каторгу, о которой ходили ужасающие слухи. Мог ли осознать этот бедолага, что подобное могло происходить, когда он, подобно богачам и большинству, шёл на добровольное самоубийство? Нет. Едва ли человек задумывается о верности тех или иных поступков, когда их совершают все знакомые, друзья, родственники и лидеры мнений. Должно ли порицать его? Учить, корить, объяснять? Нет. Только совершив ошибку, человек осознаёт глубину той ямы, в которую свалился. Единственное верное решение, которое можно было сделать для этого существа — это помощь. А потому, видя и чуть ли не чувствуя всю его боль, Самуил взмолился Богу, прося того освободить душу страдальца, усвоившего урок. Он услышал просящего и освободил страдальца от телесных оков. Груда костей и мяса бездыханно свалилась в грязь. Более этот живой мертвец никогда не поднимался и не возвращался в бренное тело.

— Спасибо Тебе, что исполняешь мою скупую волю, теперь он свободен.

Встал Самуил и оглянулся. Всё казалось прежним, однако почудилось ему будто бы улицы стали более пустыми, а появившийся вдруг порыв ветра начал доносить слова, полные страха. Ободрился Самуил, чудилось ему будто так его благодарил страдалец, боясь вступать на неровную тропу свободы, без правил и указателей. Уверенно вздохнул он и двинулся дальше.

Пройдя не больше шестисот шагов вглубь, повстречал Самуил нового страдальца, неуверенно развалившегося на скамейке, будто бы кто-то его пытался стащить с пластмассовой древесины, да не смог — не хватило сил. У этого живого мертвеца не было руки и ноги, смотрел он в пол и казалось, что спал, стараясь быть как можно незаметнее. Но апостол не мог пройти мимо страждущего, а потому обратился к страдальцу:

— Вижу я, что вы несчастны. Но я готов освободить вашу душу.

— Нет! — воскликнул живой мертвец, сверкнув глазами, — не нужно! Я свободен, смерть же сделает меня своим рабом! Я не готов, мне страшно и не хочется умирать! Иди прочь, оставь старика.

— Почему вы противитесь Его воле? От чего страшитесь свободы? На бренной земле бессмертие даёт вам лишь существование, не жизнь. Не нужно бояться, доверьтесь Ему, Он милостив и готов простить любого.

— Чего страшусь? Противлюсь? Взгляните на меня! Я счастлив, потому что знаю, что после смерти ничего нет. Ничего! Пустота! Забвение! Я не готов умирать так скоро, я ещё могу принести пользу обществу, знаете ли! Я был врачом, спасал людей, давал надежду, а теперь должен уходить так скоро? Так ничего и не сделав? — он заплакал, склонив голову, — Бога нет. Я убил его в своём сердце давным-давно. И теперь мне страшно умирать… не отнимайте мою жалкую жизнь, — взглянул бывший врач на Самуила, — я ещё пока в состоянии говорить, а значит ещё способен… способен…

Живой мертвец замолк, вздрагивая. Редкие слёзы, льющиеся только из правого глаза, падали на его старое, потёртое временем пальто. Он сжимал кулак на единственной руке, силясь ощутить вкус жизни, но старик давно не чувствовал ничего, лишь тратил оставшиеся деньги на вакцину и сидел на скамейке, смотря на противоположную сторону улицы и будто бы о чём-то думая, хотя на самом деле лишь бесцельно коротал время, не желая ни жить, ни умирать. Самуил сел рядом с ним, чувствуя тяжесть на сердце, жалостливо наблюдая за страданием живого мертвеца.

— Вы ведь верите в бога? Но почему? Ведь уже давно доказано, что его никогда не существовало. — спросил старик, чуть погодя.

— Был, не был. Доказали, не доказали. Для меня это не имеет значения. Мне достаточно того, что каждый новый день я просыпаюсь с горящим сердцем и чувством, что прожитое время не утекает сквозь пальцы, ибо пока я исполняю Его волю, пока человечество помнит Его имя и заповеди, мир никогда не сможет погрузиться во тьму и хаос.

— Но ведь это уже произошло. — удручённо произнёс старик.