Ответ лежал на поверхности, и Скир схватил его, не копая глубже, да и не желая этого. «Война!» – звучало у него в голове победными трубами. Если до этого у парня и оставались сомнения относительно ухода из дома, то теперь они исчезли окончательно. Сама судьба посылает ему предупреждение и средство к исполнению желаний. Похвалив себя за предусмотрительно захваченные сбережения, Скир решил, что утром нагонит обоз и с ним отправится в столицу.
Заехав на один из разбросанных по округе хуторов, где жил их родственник, брат жены, и оставив у него телегу, Крон вместе со Скиром и Гамом отправился на ярмарку пешком. Пёстрая толпа приняла их в себя, растворив в несмолкающем людском потоке. Скир, верный себе, выискивал взглядом продавцов книг и разных старинных вещей, его отец то и дело приценивался к резным курительным трубкам, а Гам изнывал в ожидании очередного лотка со сладостями, игрушками или приветливо раскинутой палатки бродячих артистов. Пробродив так несколько часов, они подошли к невысокому деревянному помосту с занавесом наверху и крохой-зазывалой внизу. Каждые несколько минут малыш трубил в рожок и принимался пронзительно кричать:
– Скорей сюда, добрые люди! Не пропустите! Последнее и единственное выступление! Труппа Мелето! Трагедия «Напар и Дватела»! Клоуны и жонглёры! Сёстры Бум!
Далее следовало примерно то же с незначительными изменениями. Юный артист покричал ещё некоторое время, затем, когда зрителей набралось уже достаточно, протрубил сигнал к началу представления. Первая его часть мало интересовала Скира: он уже давно прочитал бессмертное творение Тексворда, основанное на многочисленных народных сказаниях. Сюжет был прост и непритязателен: главные герои – молодой крестьянин Напар и дочь рыбака Дватела – любили друг друга с раннего детства. Их семьи связывала тесная дружба, и дети росли и воспитывались вместе. Но однажды случилось так, что пятнадцати летний Напар слегка набрался доброго пива и, тоже слегка, поколотил Двателу. С этого дня девушка возненавидела его, а он – её. Родственники, друзья, соседи, даже деревенский староста на протяжении нескольких лет безрезультатно пытались их помирить. Наконец, оба разошлись окончательно: Напар стал разбойником, Дватела – портовой шлюхой. И тот, и другая жили долго и счастливо вдали друг от друга. И живут до сих пор. Конец.
Эту незамысловатую полусказку-полуправду перо великого писателя преобразило в настоящий шедевр. Всё это постепенно всплывало в голове Скира. Он всматривался в лица актёров, пытаясь от скуки распознать, что они за люди. Низкий широкоплечий крепыш, игравший Напара, показался ему человеком добрым и весёлым. Дородная баба, изображавшая Двателу – отзывчивой и сердобольной. Однако, то ли из-за того, что она на все лады материла, отнюдь не по тексту, Напара, то ли по причине её весьма натурального сочувствия к представительницам собственной артели, у Скира то и дело возникало желание обозвать её феминисткой. В общем-то, не понимая (пока ещё), что в этом плохого, он не находил в феминистках рационального зерна. Иначе говоря, ему было плевать.
Наконец, старик с окладистой – и явно фальшивой – бородой, игравший старосту, вышел вперёд и произнёс сакраментальное:
– Закончим повесть про Напара и Двателу.
Ведь, в сущности, до них нам нету дела!
Он поклонился, и толпа наградила его громкими аплодисментами и градом медяков: как-никак, искусство здесь любили и умели ценить. Затем появились клоуны и жонглёры. Своими крикливыми яркими нарядами они переплюнули даже балаганных скоморохов и деревенских петухов, а своим искусством ловить подброшенные в воздух предметы и ловко подпрыгивать превзошли, пожалуй, даже пьяного лодочника и гончара, попавшего со всей своей посудой на ту же лодку во время сильного ветра – чем и заслужили бурные крики восторга у истинных ценителей.
Только третий акт привлёк внимание Скира. К его чести надо сказать, что все мужики поголовно просто прилипли глазами к сцене, а, вернее, к сёстрам Бум. А ведь было, было к чему прилипнуть. Обе танцовщицы вышли, одетые лишь в то, что скрывает более-менее интимные места. Некоторые же из этих мест прорисовывались весьма отчётливо, заставляя глаз бессильно скользить по покровам в поисках малейшей лазейки, а воображение – дорисовывать скрытое от глаз. Обе были чернокожими, с длинными вьющимися волосами, с необычайно ладными фигурками. Их танец притягивал и увлекал плавными формами, в которые переливались девушки. Когда они закончили, толпа приветствовала их рёвом и дождём серебра. Крон, Скир и Гам кричали вместе со всеми.