Когда он вернулся, все ещё только собирались к ужину. Ритекана, его мать, как раз накрывала на стол.
– A-а, вернулся. Где был-то, сынок?
– Да, за коровами ходил присматривать.
– Будто там без тебя народа мало было. Помог бы отцу крышу поменять.
– Чего её менять-то? И так она ничего.
– Ой, бездельник. Да она уж вся в дырках.
– Да не в дырках она.
– Ладно, грамотей. Садись пока.
– Где батя? Вроде днём дома был.
– Тут где-то. К соседям зачем-то зайти хотел, – мать достала из печки два горшка. В первом была рыба, второй вкусно пах грибами. – А Поляна с Виртой пошли в Заречную. Ихнии хахали тут приходили – ну, мы с отцом их отпустили. Взрослые уже, пусть идут.
Мать опустилась на лавку, подпёрла голову кулаком.
– Вот так всегда. Разлетятся уточки из родного гнёздышка. Ничего, доля наша така – куда муж, туда и жена. Ты-то когда себе кого присмотришь? Скоро ведь шестнадцать годков стукнет. Смотри, заделаешься выстарком…
– Ладно, найду кого-нибудь, – попытался отшутиться Скир. – Чтоб поздоровее, косая сажень в плечах, руки лопатами, коса до земли.
– Будет над матерью-то смеяться. Нешто я не знаю, что вам, мужикам, надо. Ладно, сынок, главное, чтоб ты счастлив был.
– Буду, обязательно буду, – улыбнулся он в ответ. В это время дверь открылась, и вошли Крон и два скировы брата.
– Ага, он уже с ложкой здесь. Где весь день прятался, бездельник? – отец чуть сердито взглянул на сына.
– Коров ходил пасти.
– Тоже не худо. Послезавтра на ярмарку поедем: так, собраться нужно, поможешь. Ну, давайте поснедаем.
Отец, как всегда немного торжественно, опустился на своё место во главе стола и преломил хлеб. Его примеру последовали все остальные, и затем уже начали есть. На голодный желудок любое блюдо покажется невероятно вкусным. Вскоре оба горшка опустели. Скир с удовольствием доедал похлёбку, не зная, что больше её пробовать в родном доме не доведётся никогда.
За разговорами и мелкими делами никто не заметил, как наступила ночь. Укладываясь на лавку, Скир мысленно вернулся к недавнему разговору с матерью. Найди себе кого-нибудь – легко сказать! Это ведь на всю жизнь. «Она должна быть, – размышлял юноша, – должно быть… хм… не такой, как все. Среди тех, кого я знаю, её точно нет. А вот как она выглядит?» Скир терялся в догадках, досадуя на то, что у него так мало опыта в подобных делах. Однако одну вещь он знал точно: встретив свою королеву, он узнает её с первого взгляда. Так, тревожимый вопросами странными и ничуть не волнующими кого-нибудь, кроме него самого, он и заснул, и спал без сновидений.
Следующий день был заполнен хлопотами. Собирались на торжище, или ярмарку, как называли это скопище людей и товаров в южных провинциях империи. На площади в несколько десятков тысяч квадратных локтей сотни приезжих крестьян, ремесленников и купцов торговали всем, чем только можно – от подковы до мельницы. Но это было не просто место, где все только и делали, что покупали и продавали. Ярмарки были событием. Обычно они устраивались в канун праздников и заканчивались повальным гулянием и весельем. Особенно много соблазном было для детей: сладости, игрушки, немудрёные забавы с призами, яркие и блестящие побрякушки, гуделки, дудочки, шары, кролики и щенки и ещё куча разных чудес. Те, кому уже минуло двенадцать, искали себе иных развлечений. И уж конечно самым желанным из них была Ночь. Займись какой-нибудь историк изучением народных традиций и обычаев, эпиграфом к своему труду ему пришлось бы сделать следующую горькую фразу: «О, память человеческая! Как коротка ты!» И, верно: никто уже толком не помнил, откуда повелось на самую короткую ночь в году собираться парням и девушкам вместе и устраивать пляски и игры, которые тот же воображаемый историк обозвал бы «варварскими» и «плотскими». Видно, сидит где-то глубоко в человеке желание попрать те рамки, в которые впихивает его изначально чистая и непорочная душа, и против которых бунтует тело. Хотя закон и предписывал не вступать в интимную связь с партнёром до брака, если это совершалось по взаимному согласию, то крестьяне смотрели на это сквозь пальцы. Если же одна из сторон – обычно, женщина – выражала возмущение и считала себя обиженной, но виновник в краткое время улаживал дело миром, то и его не осуждали. На тех же, кто удовлетворяет свои животные инстинкты без обоюдного согласия, смотрели, как на грязных и мерзких животных. И поступали соответственно. Если насильников не приговаривал к казни суд, то настигала месть родных и близких. И потом дело уже не расследовали.
Скиру только предстояло ощутить любовь, горькую, как морская вода, но, шагая за нагруженной телегой, он ещё ни о чём не подозревал.
Уже за дюжину полётов стрелы стал слышен гул базара и видна пыль от телег и повозок, спешивших на торг. С раннего утра начинал он шевелиться, и, взглянув сверху на пеструю ораву людей, можно было принять её за единое существо, протянувшее свои разновеликие руки на все стороны света.