«Шаг. Длинный шаг. Шаг. Длин… Нет. Что-то на дне. Коротенький шаг. Кочка. Шаг. Туман. Шаг. Дерево. Дерево в воде. Кхххх!!! Ффф… Коленка… Грязь попадёт в кровь… Нет! Не думать! Шаг!!! Шаг! Дерево! Дддд-ееерррревооо… хфуу-уу… Нет дерева. Шаг. Скользко. Что-то… Ай! Нет! Разотри! Лорд Фэрн! Рука! Разотри! Твёрдая плита. Снова твёрдая. Нельзя бояться. Шаг! Шаг».
Дно понижалось. Файри понадеялась, что, пройдя середину топей, она начнёт подниматься, но уклон неумолимо загонял её всё глубже. Вначале маслянистая холодная жижа коснулась коленей, затем дошла до середины бедра, а через десяток шагов подобралась к талии. Вода насквозь пропитала льняное нижнее бельё, ещё хранившее остатки тепла и сухости. Под ткань затянуло кусочки гниющего тростника, раковины мёртвых улиток-прудовиков и ошмётки тины, мерзко скользящие по коже от любого движения.
До полоски твёрдой земли оставалось не более десятипятнадцати футов, когда дно исчезло из-под ног, и тело ухнуло на глубину. Из ледяной мохнатой тьмы вызмеились студенистые щупальца и оплели девушку с ног до головы. Файри судорожно вспенила руками воду, и на несколько секунд ей удалось всплыть над водой и вдохнуть сернистый туманный воздух. Затем щупальца напряглись и затянули добычу вглубь трясины.
В это мгновение страх смерти парализовал жертву. Руки закостенели, туго прижатые к туловищу, в глазах полыхнули кровавые круги. Вены на голове вздулись, а легкие закололо огненными иглами. И лишь сердце мерно отсчитывало удары. Оно не успело разогнаться до положенного природой ритма – столь быстротечным оказалось нападение. И в этой спокойной пульсации, как в ментальном убежище, Файри обрела защиту. И бешеное желание жить.
Резкими движениями она свела плечи, дотянулась ртом до склизких пут и, вцепившись, что есть мочи, перекусила, вырывая студенистые куски. Щупальца на руках мгновенно ослабли, и Файри, перекрутив запястья, сжала и рванула вверх. Затем, подогнув колени к самому подбородку, впилась зубами и ногтями в оставшиеся щупальца, раздирая ненавистного монстра. Она почувствовала, что свободна, и в несколько быстрых взмахов всплыла на поверхность. Берег чернел совсем рядом, и, ухватившись за прибрежные кочки и кусты, она втянула себя на твёрдую землю. И лишь в этот момент ощутила, как гулко стучит в груди. Но теперь не волна страха захлёстывала беспомощную беглянку, а кровь победы огненным потоком бежала по венам, прогоняя холод и мрак.
Небольшие, оплывшие холмы поднимали её к ненастному осеннему небу, а заросшие громадными лопухами и шиповником ложбины осторожно принимали в травянистые шершавые объятия. В одном из распадков она отыскала крохотное проточное озерцо с каменистыми берегами и дном. Студёная вода заломила зубы, но она пила, пила долго, смакуя каждый глоток, смывающий болотную грязь внутри. Затем разделась и села, подставляя спину течению. Но даже так вода доходила лишь до груди, и девушка легла, ощущая, как целебная ледяная струя смывает усталость, грязь и кровь.
Она долго и старательно тёрла и встряхивала волосы, пытаясь выбрать из тёмно-русой густоты даже малейшие соринки. Затем, прополоскав платье, оторвала кусок от подола, так, что остатки прикрывали бёдра выше колен, и занялась нижним бельём. Выполоскав и выковыряв болотное «наследство» насколько это оказалось возможным, Файри выкрутила ткань и одела, поёживаясь от сырых прикосновений. Неумело, наспех затянув завязки, витиевато ругнулась, вспоминая, как это порой делал Дэйв, думая, что она его не слышит. Эти воспоминания тёплым комом стали у неё в груди.
– Милый Дэйв, – прошептала она.
Дикий лес шумел вдали, в двух-трёх лигах. Он будто отступал, не желая подпускать к себе свою ночную гостью. Она двигалась без перерыва уже несколько часов. То вверх, то вниз, то вверх, то вниз, пустынные холмы, как застывшие волны, вздымались навстречу.
Воспоминания накатили внезапно. Взобравшись на очередную пологую вершину, она увидела залитые осенним солнцем земли: густые хвойные леса, с крапинками золотистых берёзовых рощ; изумрудные луга, разбавленные бурым прошлогодним сухостоем; тучные поля пшеницы, где в светло-светло-коричневой стене качались на ветру брызги васильков. Земли древнего рода.
Кипрея, её белоснежная лошадь, несколько раз мотнула головой, ловя влажными ноздрями травяные ароматы. Молодая наездница улыбнулась, подставляя солнцу то одну щёку, то вторую. Затем искоса глянула на отца, без тени веселья смотрящего вдаль.
– Дочь моя, – заговорил он, наконец. – Перед тобой владения нашего рода. Ты можешь без устали скакать целый день в любую сторону – и, всё равно, не достигнешь их границ. Тысячи лет назад наши предки обрели здесь родину. Многие отдали жизнь за святое право именовать себя свободным народом на свободной земле. Ты – моё единственное дитя. И ты – рано или поздно – наследуешь герб и титул. Править теми, кто живёт под нашей защитой, способен не каждый. Фиала, твоя мать, и я, сколько могли, оберегали тебя от этого бремени. До самых последних дней мы надеялись зачать ещё одного ребёнка.