Тёмный Легендариум

– Рэйвен был счастлив. Почти. Не хватало только слов к мелодии его жизни. Он забыл эту яростную и одновременно грустную песнь, которую спел для него древний клинок. Меч знал слова, как знал и его создатель. И Рэйвен верил, что когда-нибудь вспомнит, и тогда начнётся иная жизнь, для него и для той, что будет рядом с ним…

Рубикон

– Эй, солдат, неизвестная неощущаемая опасность здесь повсюду. Это реальность.

– Странные слова.

– Не более, чем камни у нас под ногами. Там… у горизонта…

– Там? Новый день и новые земли.

– Я предвижу страшную схватку.

– Что ж из того? Всё равно… мы перейдём Рубикон.

Таргабад упрямо карабкался по насыпи. Серый камень крошился под его пальцами и скатывался вниз. Мускулы и сухожилия, растянутые и напряжённые, словно вопили от боли. И всё же он лез вверх.

Перед самой вершиной, прежде, чем зацепиться за гранитный козырёк, он остановился и, как смог, затаил дыхание. Резкие всхрипы всё равно прорывались, но в перерывах чуткий слух не улавливал ни малейшего звука. Таргабад ухватился за край и одним слитным боковым движением запрыгнул наверх. Тут же откатился, вытаскивая кинжал и горизонтальным полукружьем чертя линию поражения. Противник успел уйти в самый последний момент, и оружие только разрезало край его странной туники.

– Неплохо, – бросил человек в чёрном, стирая каменную пыль с меча. Рядом, на краснозернистой поверхности темнела аккуратная канавка, оставшаяся после удара. Чёрный человек мог позволить себе разговор, Таргабад не мог даже слушать. Горсть камней в лицо – и атака.

– Не пройдёт, – смеётся чернотоговый, прикрываясь широким лезвием. Кувырок, переворот: не назад, не прямо, в надежде проскочить под меч – не пройдёт – а в сторону. Вновь выпад, откат. Вновь аккуратный проруб и новый разрез на тоге. Теперь уже кровавый… Его противник хитёр и быстр – сталь свистит, выписывая восьмёрки и дуги, притягивает остротой. Отход, медленно, не суетясь. Он хитёр, но самоуверен. Вот так, ближе к краю. Теперь вновь атака, звон меча и кинжала, переворот вбок. Таргабад начал разворачиваться, но совсем в другую сторону. Человек почувствовал ловушку, но, видя открытую спину, заколебался и упустил момент. Разматываясь, свистнула верёвка, несколькими оборотами плотно обхватив ноги на уровне колен. Таргабад уже был рядом. Клинки столкнулись, будто пытаясь разрезать друг друга. Чтобы понять и почувствовать нечто безликое за своей спиной надо немного – секунды… Подсечка – и чёрный летит в пропасть. Да, он был быстр. Лодыжку Таргабада оплели дрожащие пальцы, и глаза просяще взглянули вверх. Тот неприятно усмехнулся и со всей силы ударил по кисти.

Он лежал на скальном уступе и смотрел вдаль, туда, где полыхая багровым, заходило солнце. В голову лезли никчёмные мысли. Пустые раздумья о вечном, о прошлом и будущем никогда не впечатляли его.

Можно было лишь гадать, что ждало его впереди. Он никогда сознательно не пытался припомнить, что было с ним раньше. Воспоминания оставались за спиной точно так же, как все те лиги пути, которые он уже одолел. Однако они имели неприятное свойство плестись позади, и иногда догоняли его на таких вот привалах. В этот раз Таргабад припомнил свою последнюю схватку. Это случилось около деревни, которую местные звали Воронье прибежище.

Таргабад упрямо шёл к цели. Склон холма. Лёгкий прыжок – и вверх. Глинистая тропинка среди зарослей лопуха. Таргабад шёл по ней, оставляя в глине чёткие следы. Из сырого тумана, застрявшего меж белых дубов, клёнов и ольхи, пришли мысли. «Опять эта дорога. Почти одна и та же. Почти всегда сквозь туман – по склону вверх, среди остро пахнущего осенью леса, и так до самой ночи. Огонь костра в канаве у дороги. Корни лопуха и женьшеня – они всегда под рукой. А следующим утром снова вверх. Туман висит перевёрнутым серым пологом над головой. Тучи, косматые, как волосы старух, бегут на юг. Ему – вслед за тучами. Холодный ветер у вершин. Каменистые пики, вырастающие из песчаных осыпей. Деревья, трава – остаются внизу. Дальше только камень. Над камнем – на вершине – враг. А над ним – серое небо…»

Таргабад очнулся от мыслей. В этот раз они так затянули его, что он очнулся лишь у отвесной скалы, возносящейся вверх на двести локтей.