Щекотка, что наполняла тело, неожиданно оказалась и снаружи, обтекая юношу со всех сторон. Самое странное — Битали чувствовал эту самую «щекотку», хотя она гуляла, закручиваясь вихрями, на высоте в два-три человеческих роста над ним. Больше того — он её видел! Видел, как что-то, похожее на водяной поток, рушится на грудь, пробивает её, выхлёстывает наружу, закручивается, вырывая части тела, вздыбливает его волосы, раздёргивает руки и ноги и скручивает конечности по линиям вихря, зажимающего тело. Колени его упёрлись в живот, локти вжало в тело, кисти безвольно повисли перед грудью. Вихрь продолжал давить сильнее и сильнее, так зло и нестерпимо, что в глазах потемнело, кости заболели все до последнего суставчика, дыхание исчезло совсем. Битали понял, что это — всё. Что нужно выбираться, иначе, иначе…
Что будет иначе — он не знал. Понимал лишь — нужно вырваться!
Кро задвигал скрюченными руками и ногами, потянулся вверх, вперёд. Туда, куда была направлена голова. Иной ориентации он сейчас не ощущал. Локтями, коленями, плечами крутился он, толкался, рвался к свободе. Ещё, ещё чуть-чуть, ещё, ещё…
— А-а-а-а!!! — Лицо залило светом, руки и ноги легко раскинулись в стороны, не стеснённые больше уже ничем, лёгкие наполнил сладкий свежий воздух. Странное, непривычное ощущение. Свобода, свет, воздух.
— Ну, вот ты и с нами… — склонилось к нему женское лицо.
Зелёные глаза, ослепительно белая кожа, прямой острый нос, золотистые волосы. Сердце уколола радость узнавания, он прошептал:
— Мама… — и видение исчезло.
Битали, раскинувшись, лежал на траве, полный счастья и наслаждения — именно полный, а не испытывающий блаженство. Полный, как мохнатый козий бурдюк — шипящим молодым вином.
— Как же это?.. Как…
Пальцы нащупали руку недоморфа — Кро крепко сжал её, притянул друга к себе, обнял, уткнувшись носом в плечо:
— Ты не понимаешь, Надодух…
— Это здорово, сосед, — не стал отстраняться Сенусерт. — Это отлично! Я так рад за тебя. Очень рад.
— Как же хорошо! — Кро выпрямился во весь рост, раскинул руки, глядя в сумеречное небо.
У него было такое состояние, что хотелось обнять не только соседа, но и весь мир, всю Вселенную. Принять в себя — и отдаться ей без остатка. Он был чист, обряд корсовинга смыл, стряхнул, содрал с него всё наносное и чужое, оставив одни лишь обнажённые души. И Битали впервые понял, что истинное имя всем трём его душам — это любовь, любовь и любовь! Та самая искра, что досталась людям от их Создателя и сохранилась в каждом дожившем, сохранившем облик праотца, не превратившегося в животное.
Любовь!
Любовь к воздуху и траве, любовь к воде и небу, любовь к ветру, к людям, к тараканам и птицам, любовь к каждой мелочи, из которой состоит великая Вселенная.
— Как же это хорошо!
Слов, чтобы объяснить это состояние, у Битали не было, и он смог выразить чувства лишь импульсом, выпустив его из груди:
— У-у-а-а-а-а!!! — Он уронил руки и уселся обратно на траву, снова крепко сжал руку недоморфа. — Спасибо тебе, Надодух Сенусерт. Спасибо!
— Всегда рад помочь, — буднично ответил сосед. — Ну что, уходим? Полночь скоро.
— Ему нельзя ходить. — Анита и Вантенуа наконец покинули свои живые кресла, приблизились. — Сперва организм должен восстановиться после перерождения. Четверть часа самое меньшее. Пусть отдыхает.
— Девочки, — встал навстречу Кро, взял их за руки. — Спасибо. Это… Это.
Генриетта кинула злой взгляд в сторону Горамник, не убравшей из ладони Битали свои пальцы, на щеках заиграли желваки. Анита невозмутимо ответила юноше:
— Это у каждого происходит по-своему. Но для каждого это самый счастливый день в жизни.
— Да… — Битали обнял сразу обеих девушек, прижал к себе, отпустил, повернулся к недоморфу: — Надодух, ты представляешь, я только что видел свою мать!
— Всё правильно, — кивнула Горамник. — Во время обряда корсовинга души пробивают время и возвращаются обратно в миг рождения, чтобы преобразовать тело для принятия внешних сил. При этом восстанавливаются самые первые воспоминания момента рождения.
— У мамы зелёные глаза, золотые волосы, у неё совсем другое лицо.
— Мамы всегда самые красивые, — улыбнулась Анита. — Правда?
— У мамы, что провожала меня в школу, глаза синие, волосы каштановые, и кожа более смуглая.
— Она так изменилась?
Счастливый, сомлевший тон Битали, сообщавшего эту новость, поначалу скрыл от Сенусерта истинный смысл услышанного. Но уже через минуту он понял и схватился за голову:
— Так значит, я прав?! Я угадал!
— Что угадал? Что прав? — одинаково удивились обе девушки.
— Он не тот, за кого себя выдаёт! — ткнул пальцем в Битали недоморф. — Он сам не знает, кто он такой! У него поддельная мать, поддельный отец, и его прячут от убийц! Значит, я прав, прав! Тёмный Лорд хочет тебя убить, потому что ты его тайный враг! Возможно, будущий его победитель! И он пытается избавиться от тебя, пока ты маленький!
— Можно сказать то же самое ещё раз, но медленно и поподробней? — попросила Горамник, пригладив волосы и слегка дёрнув себя за хвостик на затылке.