Тёмный набег

Возле каждого башенного самострела высились аккуратные поленицы больших — с добрую рогатину — стрел и горки грубо отёсанных округлых каменных глыб. И те, и другие были обмотаны паклей и обмазаны зловонной жижей из котлов. Имелись, впрочем, и иные снаряды. Толстостенные пузатые горшки и пустотелые металлические ядра с торчащими из узких горлышек промасленными фитилями.

— Это всё — для дальнего огненного боя, — объяснил тевтон. — А там вон — запасы для ближнего…

Эти что ли? Всеволод подошёл, присмотрелся. М-да, запасы… Небольшие глиняные шары, ощетинившиеся иглами из посеребрённой стали. И шары железные, чуть приплюснутые, чем-то похожие на лампадки, покрытые тончайшими накладками из белого металла. И деревянные, но в железных обручах, трубки, набитые тёмным порошком вперемешку с мелко рубленой серебряной проволокой и опилками. Между серебрённых шипов глиняных шаров, из округлых металлических боков сплюснутых «лампад» и над косыми срезами трубок тоже торчали фитили. Диковинный арсенал был невелик, однако обращались с ним тевтоны с превеликой осторожностью.

Всеволод осторожно заглянул в одну из трубок.

— Что здесь за порошок, брат Томас?

— Особое огненное зелье, — охотно удовлетворил его любопытство однорукий рыцарь. — Перетёртые и смешанные друг с другом в определённых пропорциях уголь, селитра и сера. Секрет этой смеси мы узнали от сарацинских мудрецов.

— Она жжёт, как греческий огонь? — спросил Всеволод.

— Не только жжёт — разрывает в клочья любого, кто окажется рядом. И разбрасывает к тому же множество осколков.

— Громовые горшки и трубки, — неожиданно вмешался в разговор Сагаадай. Юзбаши одобрительно прицокнул языком. — Страшное оружие… Его используют ханьцы, огородившие свои земли большой стеной.

Всеволод недоумённо покосился на степняка, однако выспрашивать подробности не стал. Кочевники-татары побывали во многих странах, многое повидали и брали штурмом разные стены — и большие и малые. И если уж Сагаадай называет «громовые горшки и трубки» страшным оружием, значит, так оно и есть.

— А это что, Томас? — Золтана заинтересовал глиняный кувшинчик, одиноко стоявший в небольшом углублении между бойниц. Кувшин был закрыт, но шекелис уже успел снять крышку и заглянуть внутрь. Недоумённо поболтал содержимое, разочаровано протянул:

— Вода?

Всеволод не удержался — тоже глянул через плечо угра. И правда… Обычная водица. Самая, что ни на есть. Прозрачная. Невзрачная. Ни запаха, ни цвета…

— Будет лучше, если ты закроешь сосуд и поставишь его на место, — вежливо, но со скрытым раздражением произнёс Томас. — И я бы никому не рекомендовал пить эту «воду».

— А что так? — с вызовом усмехнулся Золтан. — Тоже страшное оружие? Яд?

Всеволод поспешил встать между горячим шекелисом и рассерженным тевтоном. Спросил сам — примирительно и заинтересованно:

— Брат Томас, в самом деле, что это?

— Жидкий lapis internalis, — недовольно ответил кастелян. — Раствор адского камня.[2]

— Адский камень? — нахмурился Всеволод. — Звучит зловеще.

— Всего лишь звучит. Это только слова. Алхимический язык. На самом деле, lapis — вещество, получаемое путём смешения лунного металла[3] с едкой водкой[4]. Lapis легко растворяется в воде, а вода, несущая в себе силу серебра, — наивернейшее средство против нахтцереров. Только людям тоже следует быть с ней осторожными. Адский камень оставляет на коже чёрные пятна — отсюда, собственно, и происходит столь пугающее название. Если же серебряный раствор попадёт в глаза, он разъест их и ослепит человека…

— А если раствор попадёт на упыря? — спросил Всеволод. Это его занимало больше. — Что тогда?

Кастелян хищно осклабился.

— Одна капля прожигает нахтцерера насквозь. Жаль, у нас мало серебряной воды: её непросто добывать. А то бы… — Томас мечтательно закатил глаза. — Эх, заполнить бы ею ров — и по ночам было бы куда как проще.

«Ну, прямо спасительная святая водица из адского камня», — недоверчиво подумал Всеволод. Вслух, однако, свою мысль он высказывать не стал. Подобные аналогии могли бы обидеть крестоносца.

Глава 9

Они обошли боевые площадки внешних и внутренних стен. Побывали в надвратных башнях. Покрутили рычаги нехитрого механизма, выдвигающего серебрённые шипы между каменных плит, которыми была вымощена воротная арка. Облазили сверху донизу весь донжон и добрую половину пристроек к главной башне, осмотрели замковую часовню.

Затем настал черёд многочисленных переходов, галерей и зал детинца, а также казарм и хозяйственных построек, расположенных на замковом дворе. Всё это, впрочем, смотрели уже наспех, вполглаза. Можно сказать, что и не смотрели вовсе. Томас отпирал замки, гости заглядывали в распахнутые двери. А порой и просто проходили мимо, стараясь лишь запомнить — хотя бы приблизительно — расположение помещений.

Внимание Всеволода привлекли небольшие вентиляционные окошки-отдушины, темнеющие под мощным фундаментом донжона. В глубокой нише, уходящей вниз, обнаружилась и подвальная дверь — тяжёлая, вся в железных полосах. Но не запертая.

— Мы можем взглянуть на нижние ярусы замка? — спросил Всеволод у провожатого.