Тёмный набег

Он придвинул к неподъёмному сундуку у стены тяжёлую лавку. Та оказалось почти вровень. Брошенные сверху тюфяк и шкуры вовсе сгладили неровности. Для него самого такое ложе маловато будет, да и не выдержит оно его — разъедется и развалиться. Но для Эржебетт… Всеволод скользнул взглядом по худенькой невысокой фигурке. Для неё сгодиться. Если отроковица свернётся калачиком на бочке, так и на одном сундуке поместится. А с лавкой — так и вовсе раздолье будет.

Неплохо, конечно, было бы всё это перетащить к его дощатым полатям: ну… чтобы вдвоём, вместе чтобы… Но дубовый, обитый железом сундук оказался слишком тяжёл. И к тому же, был вставлен в специальную нишу в полу и стене. Такой не выковырнуть и не дотянуть на другой конец комнаты. Вместе с Сагаадаем и Золтаном ещё можно было бы, наверное, попытаться. Но просить соратников обустраивать их совместное с девчонкой-найдёнышем ложе всё же не хотелось. Да и тевтоны, если узнают, не поймут, почему это воевода спит вместе со своим оруженосцем. Эржебетт ведь пока здесь за оруженосца. И бог весть, когда ещё выпадет удобный случай поговорить с местным старцем-воеводой о девчонке.

Поразмыслив немного, Всеволод решил подтащить к ложу Эржебетт и стол. Ему, как ни крути, надлежало стоять возле лавки. Так будет куда присесть и где перекусить на скорую руку, чтобы лишний раз не выводить Эржебетт к общему застолью на показ орденским братьям. Или оружие почистить, доспех поправить, одежду починить… Да мало ли дел можно переделать, сидючи по-человечески — на лавке да за столом. А поскольку единственная лавка теперь возле сундука пристроена… В общем, пришлось ещё повозиться: дубовый столище оказался тяжеленным, зараза, а из девчонки — какая помощница? Конечно, в одиночку тягал.

Стол встал малость кривовато, но всё же кое-как, со скрипом, уместился в простенок за ложем, сооружённым для Эржебетт. Одним краем упёрся в сундук — тот аж затрещал, родимый, другим — оцарапал неровную кладку стены.

Ну вот, теперь, можно сказать, и обустроились.

— Значит так… — Всеволод повернулся к девушке. Приказал по-немецки — авось, поймёт язык саксов: — Сиди здесь.

А чтоб лучше поняла — хлопнул ладонью по ложу-сундуку. Не удовлетворился. Подвёл, усадил.

— Без особой нужды и без моего слова из комнаты не выходи…

Указал на дверь, покачал головой: нет, мол, нельзя.

— … и никого не впускай.

Задвинул засов.

— Открывать будешь только мне.

Ткнул себя в грудь.

— Узнаешь меня просто. Я постучу… Вот так, запоминай…

Стукнул по доскам стола: быстро, три раза. И — снова — себя в грудь. И опять — в доску — скоро, трижды.

— Сначала постучу, потом — позову.

Указал на свой рот, на её уши.

— Услышишь стук и мой голос — тогда откроешь.

Дёрнул засов, отворил дверь.

— Ясно тебе?

Испуганное хлопанье ресниц.

— А-а-а…

— Ясно, спрашиваю?

Торопливый кивок.

Может, и ясно, может — нет.

— Ладно, — Всеволод хлопнул по сундуку. — Пока просто сиди здесь и жди. Я скоро. Осмотрюсь и вернусь.

Он вышел из комнаты, притворил дверь. Не успел отойти и на пару шагов, как за спиной скрежетнул запирающийся засов. Ага! Кажись, Эржебетт всё поняла правильно.

Глава 8

По распоряжению Томаса на замковой кухне, уже что-то стряпали. Много, в потребных случаю количествах: и гостей следовало попотчевать с дороги, и к возвращению здешнего старца-воеводы, которого тевтоны именовали мастером Бернгардом, подготовиться. А пока было время, Всеволод, Сагаадай и Золтан пожелали осмотреть тевтонскую цитадель.

— Крепость большая, — предупредил Томас. — До трапезы всю не обойти.

— Посмотрим, что успеем, — пожал плечами Всеволод, — Веди, брат Томас, показывай.

Первым делом поднялись на самую верхнюю точку замка — на смотровую площадку донжона. Здесь сильно дуло. Шумно билось на ветру огромное белое полотнище с чёрным крестом. Ветер яростно трепал одежды, норовил содрать шлемы и шапки.

Угрюмый страж — закутанный в чёрный плащ кнехт, по всей видимости, сменивший на посту нерадивого дозорного с рваной щекой, молча поклонился кастеляну. На плече стража висел сигнальный рог. Судя по размерам рога, издаваемый им звук достигнет ушей всякого, находящегося в замке и в окрестностях замковой горы. И в ближайших окрестностях, и в дальних — тоже.

Томас перехватил взгляд Всеволода, пояснил:

— В рог трубят, когда Серебряным Вратам угрожают тёмные твари. Если услышите его зов — знайте: скоро на стены полезут нахтцереры.

Кастелян подошёл к каменным зубцам на краю площадки. Продолжил:

— Нечисти по всей округе нынче развелось превеликое множество, и по ночам нахтцереры подступают со всех сторон. Но основанная их масса неизменно приходит во-о-он оттуда…

Здоровая рука Томаса указывала на безжизненное плато в конце извилистого ущелья-горловины.

С высоты донжона, поднимавшегося над замковой горой, далёкое озеро — правильный, слишком правильный овал, холодно поблёскивающий отражёнными солнечными лучами — видно было как на ладони.

— Мёртвое озеро, — с ненавистью процедил Томас. — А под ним — Проклятый Проход.

— За озером наблюдают даже днём? — спросил Всеволод.