Томас сокрушённо покачал головой. Всё-таки радоваться великой радостию — той самой, которая милостию Божьей — у однорукого рыцаря нынче не получалось.
— Прошлой ночью снова был штурм, — тихо проговорил кастелян. — Пало три рыцаря. Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков…
— Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, — эхом отозвался Конрад. — Я хорошо знал их. Все трое — доблестные воины и благочестивые христиане.
— Ещё погибло девять человек, — добавил Томас. — Верные оруженосцы, славные стрелки, бесстрашные кнехты…
— Девять… — также негромко повторил Конрад. Нахмурился. — Три и девять. Двенадцать. Слишком много.
— Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.
Некоторое время вновь царила тишина. Затем Томас вздохнул:
— Отбивать атаки всё труднее. Нечисти становится больше, а людей остаётся меньше. Те же, кто ещё жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью — битвы. Днём — вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.
— Теперь будет легче, брат Томас, — Конрад кивнул назад, на запылённых молчаливых всадников. — Подмога пришла.
— Да, конечно, подмога… — однорукий рыцарь поднял глаза. — Легче… будет легче…
В глазах тевтонского кастеляна стояла беспросветная тоска. Его криво изогнутые губы уже мало походили на радушную улыбку. На гримасу отчаяния — больше. Похоже, брату Томасу, не очень верилось, что подмога из сотни с небольшим всадников способна что-либо изменить.
Глава 6
Рассёдланных лошадей поставили в пустующие конюшни, доверив заботам орденских конюхов. Русская дружина, татары и десяток угров с Золтаном во главе расположились в гарнизонных казармах под внешними стенами. Прежде, судя по всему, здесь было полно ратного люда. Теперь стало просторно и пусто, так что места хватило всем.
Всеволоду и Сагаадаю отвели покои в донжоне. Наверное, это было весьма почётно: внутренние помещения огромной башни и примыкавших к ней пристроек с многочисленными коридорами, переходами и лестницами занимали лишь братья-рыцари из орденской верхушки. Но почётом дело и ограничилось. Гостевые покои оказались унылы, безрадостны и, по большому счёту, не отличались от монастырских келий. Ну, разве что попросторнее малость.
Всеволод с любопытством оглядел выделенную ему комнатушку.
Да уж… Голые каменные стены, узкие жёсткие полати с парой истёртых медвежьих шкур, грубо сколоченные стол, массивная лавка. У стены — неподъёмный сундук с плоской крышкой, который тоже, по всей видимости, использовали здесь как лавку (внутри — лишь пыль, грязь, старая ветошь, да паутина). Узкое окно-бойница, через которую видно часть внешней западной стены, склон замковой горы и вход в ущелье, ведущее к Мёртвому озеру. Низенькая — чтобы войти, приходилось здорово гнуть спину — дверь с медным кольцом и массивным засовом. Ещё — подставка для свечей, да на стене — крюк под лампадку. Всё. Обстановка ещё проще и незамысловатее, чем в дружинной избе родной Сторожи. Хорошо, хоть пол — не голый, каменный, а крытый досками. Но и доски эти — старые рассохшиеся, с глубокими трещинами.
— Уж не обессудьте за наш скромный быт, — словно оправдываясь, развёл руками Томас, лично занимавшийся размещением гостей, — У нас все братья живут так. Мастер Бернгард — тоже. Мирские радости чужды воинам креста.
Что ж, на особую роскошь в крепости рыцарей-монахов Всеволод и не рассчитывал, но после изобилия серебра на воротах и стенах, подобный аскетизм оказался всё же несколько неожиданным. Хотя с другой стороны… Серебро — оно ж там для дела, не для красы.
— Всё в порядке, брат Томас, — кивнул Всеволод.
Сам-то он и под открытым небом, закутавшись в конскую попону, переможется без труда, но вот…
Осторожно, стараясь не выдать сокровенное ни словом, ни взглядом, Всеволод попросил обустроить в комнате ещё одно ложе. На немой вопрос в глазах кастеляна, пояснил:
— Для моего оруженосца. Он будет жить со мной.
Вообще-то не «он» — «она». За отрока-оруженосца Всеволод выдавал Эржебетт. Только брату Томасу об этом знать пока не обязательно. Неприятные объяснения Всеволод решил отложить на потом. Раз уж магистра в замке всё равно нет. Появится — с ним и будет разговор на эту тему, а до тех пор. Не в общую же казарму селить девчонку, в самом деле?
Томас ни о чём не расспрашивал. Распорядился выполнить просьбу гостя и удалился, сославшись на неотложные дела. Три кнехта притащили набитый соломой тюфяк, и ещё одну пару медвежьих шкур. Всё это бросили в угол — на пол. Для оруженосца, видимо, большего и не полагалось.
Сделав дело, двое кнехтов ушли сразу. Один отчего-то замешкался на пороге и задержался. Тот самый — с рваной щекой. Провинившийся стражник, которого Всеволод спас от наказания.
— Вы это… господин… — спасённый всё не уходил, неловко переминаясь с ноги на ногу. Пыхтел и краснел, будто совершил что-то недостойное, а теперь совестился.
От немца сильно несло чесноком. Надуманное средство против упырей, никчёмное совершенно, но многие на него всё же уповают, полагая, что хуже не будет.
— Ну… знаете… — бормотал кнехт.