Тёмный секрет успеха

– Во-первых, если мы будем молчать, он ничего не докажет, – перебила я подругу, – потому что никаких улик не существует. Во-вторых, признанием я сломаю не только свою, но и твою жизнь.

– Как?

– Мне придется рассказать, что папа угрожал доложить твоим родителям про уголовное дело. На допросе он потребует признаться, где я достала яд, чтобы отравить папу.

– Но какое я имею к этому отношение?!

– Вообще-то, именно ты натолкнула меня на мысли об отравлении. Помнишь, на лабораторной по химии ты сказала, что вещество в колбе ядовитое?

– Я только хотела защитить нас от вредных паров!

– Знаю, но Зуйков в это не поверит. Два преступника по цене одного. Думаешь, он откажется? Да не волнуйся так, – я погладила Лильку по выпрямившийся спине. – Все будет хорошо, я обещаю. Просто держи себя в руках. Не поддавайся на манипуляции Зуйкова. Будет запугивать – не бойся, уговаривать – не ведись. Я не дам тебя в обиду, поняла?

Лилька кивнула и, зарыдав в голос, бросилась ко мне на шею. Бедная девочка, как бы мне хотелось признаться, что на самом деле тебе ничего не грозит. Но тогда Зуйков вынудит тебя рассказать правду, а я поплачусь за свою жалость свободой. Надеюсь, страх за собственное будущее поможет тебе продержаться этот месяц. Я верю, ты слабее меня именно потому, что лучше. Без моего влияния ты бы послушалась родителей и поступила в провинциальный мединститут. Обещаю, я помогу тебе добиться большего, чем приемная в поликлинике. Давай пройдем это испытание вместе, и я всегда буду защищать тебя от людей, желающих управлять твоей жизнью.

К ночи я окончательно убедила себя в том, что все обойдется. Визит Зуйкова вылетел у меня из головы. Назавтра предстояло созвониться с героями репортажа, чтобы, в компании профессионального оператора, взять первое в жизни интервью. Мысли о работе до утра крутились в голове, вытесняя не только страх перед расследованием, но и сон. Задремав под утро, я с трудом поднялась на зов будильника. Отеки мешали до конца раскрыть глаза. Прежде чем нанести макияж, пришлось наложить на лицо тканевую маску. В офис я приехала с опоздание, благо у меня был ненормированный рабочий день. Навстречу по коридору шел Дронченко. Шеф редко появляется на работе раньше обеда, сколько же сейчас времени? Коробка в его руках, заполненная барахлом с рабочего стола, заставила меня вспоминать еще и сегодняшнее число. До первого апреля несколько дней, тогда к чему этот розыгрыш в стиле голливудской комедии положений?

– Лисенок, – так обычно называл меня Миша, когда собирался в чем-нибудь отказать, – я ухожу.

– Куда?

– В никуда!

Он попытался развести руками и чуть не выронил коробку. На пол посыпались ручки и канцелярские зажимы. Я присела на корточки, чтобы помочь их поднять, а заодно спросить, что происходит.

– Меня уволили, – виновато улыбнулся Дронченко.

– Разве ты не владелец телекомпании?

– Нет, я всего лишь директор. Был директором. Канал принадлежит акционерам. Вчера они проголосовали за мою отставку. Единодушно дали мне пинка.

– Сочувствую.

– Это я тебе сочувствую, – поднялся с колен он. – Скоро отправишься следом за мной.

– Думаешь, меня тоже уволят?

– Увидишь, кого поставили на мое место, сама уйдешь. Ни один нормальный человек не может сработаться с этой сукой.

Впервые услышав, как он уничижительно отзывается о женщине, я остолбенела. Дронченко поднял коробку и пошел дальше, а я, не двигаясь, проводила его взглядом. У двери он развернулся и, подмигнув мне, сказал на прощание:

– Понадобится помощь – звони.

Нет дорогой, помощь нужна тебе. Пусть новая начальница меня уволит, если захочет, но сегодня я сниму свой первый репортаж. Обегав полстудии, я отыскала оператора, которому поручил съемку Дронченко.

– На сколько договариваться об интервью? – с трудом переводя дыхание, спросила я.

– На вчера, – хмыкнул оператор. – Сегодня уже поздно.

– Почему?

– Ты что, не знаешь?

– Ясное дело, не знаю, – рассердилась я. – Иначе, зачем мне спрашивать?

– Загогулина отменила все съемки, – кивнул он в сторону директорского кабинета.

– Черт! Как быть?

Оператор пожал плечами и отвернулся. Ну уж нет, я просто так не сдамся. Распечатав с ноутбука все наработки по репортажу, я отправилась на аудиенцию к новой начальнице. Как ни странно, она сразу же меня приняла. С уходом Дронченко, директорский кабинет изменился до неузнаваемости: со стен сняли все картины, из шкафа исчезли книги, а посреди комнаты, вместо массивного деревянного стола и двух кресел, стоял компьютерный стул на металлических ножках. Опершись о подоконник, за мной наблюдала женщина лет сорока, с квадратным лицом, подчеркнутым объемным каре. Я опустила глаза на прямоугольную вмятину, оставшуюся на ковре от антикварного стола.

– Я продала его на аукционе, – сказала она, проследив за моим взглядом. – Выручки хватит на месячную зарплату половине коллектива. У компании тяжелые времена. Мне поручили стабилизировать финансовое положение.

– Значит, ожидаются сокращения?

– Не сокращения, – покачала она головой. – Увольнения. Я избавлюсь от сотрудников, которые не приносят пользу.

– Вдруг таких не найдется?