Тирания Я: конец общего мира

Главные его сторонники, – среди которых нет ни врачей, ни биологов, только инженеры и предприниматели, – на рубеже второго десятилетия заявили, будто работают над необычным в буквальном смысле слова проектом: скоро он станет осуществимым и позволит победить смерть. На тот момент они пытались добиться, чтобы ожидаемая средняя продолжительность жизни могла составить несколько сотен лет. Задача казалась настолько невероятной, что все журналы мира бросились отдавать феномену свои обложки, исподволь обеспечивая его особой формой доверия. В словах, звучавших из уст адептов этой своеобразной секты в духе «нью эйдж», в интервью, которые в течение некоторого времени они раздавали направо и налево, проступали очертания того, в каком виде они представляют себе осуществление задачи: при ближайшем рассмотрении оказалось, что все – чистое разглагольствование и сплошь грубые прикидки. Псевдонаучные теории выглядели неубедительно и все чаще опровергались светилами медицины, а потому в ход было пущено неотразимое оружие: мол, наше тело тленно, зато мозг – «та же машина, просто из мяса», так что достаточно будет «оцифровать наше сознание» и загрузить данные, чтобы к ним обращались процессоры, имплантированные в роботов из композитных материалов с нашей внешностью, – и дело сделано. Мы станем бессмертными полностью искусственными существами и благополучно избавимся от презренной конечной человеческой оболочки.

Кремниевая долина ликовала: вот они, так называемые экспоненциальные технологии, которые с такой же экспоненциальной скоростью сулят искупление всех земных несовершенств, вплоть до того, в котором заложена суть любого организма, – его неизбежного конца. В этом проявился отказ от любых ограничений, подкрепленный уровнем развития техники и, в более широком смысле, фазой развития человечества, словно сравнявшегося наконец с Прометеем, когда некоторые лица – исключительно мужского пола и неудовлетворенные своим естественным положением – сочли, что теперь вооружены всеми средствами, чтобы осуществить нечто немыслимое. Преступной наивностью было обращать малейшее внимание на этих крикунов и на глупости, которые они несли. Обозначился психиатрический сдвиг, – который вскоре стали преподносить как нечто обыденное, – обусловленный одновременно безудержным высвобождением наших желаний, доходящим до отрицания реальности, и технолиберализмом, кичащимся возможностью сметать все текущие препятствия одно за другим и брать любые цитадели, считавшиеся неприступными. Произошел расцененный как нестерпимый разрыв между новым пьянящим чувством всесилия и научной реальностью, которая все еще не приспособлена, чтобы придать ему, так сказать, абсолютное измерение. Желание, чтобы уравнение решилось, да еще при их жизни, свидетельствует о существовании групп людей, страдающих в буквальном смысле демиурическим бредом, в котором, видимо, следует усматривать – без всякой иронии – обостренный симптом некоего духа времени.

Одновременно с этими фантазиями, – ведь главное свойство человеческой природы таково, что нам всегда всего мало, – сегодня находятся те, кто ищет любые мыслимые формы вызова нашему устроению, в том числе стремление «расширить» до необычайного наши когнитивные способности методом, который до последнего времени был из области фантастики, а теперь привлекает промышленные инвестиции: это вживление имплантов в мозг. Эта же цель преследуется и генетическими манипуляциями, которые направлены на изменение участков нашей ДНК для активизации некоторых способностей и уже вышли за пределы лабораторий, став досягаемыми практически для всех, в частности для «биохакеров», как Джозайя Зайнер, который считает так: «Люди впервые в истории перестали быть рабами генофонда. Должна ли эта свобода ограничиваться лишь университетскими лабораториями и крупными частными компаниями? Я убежден, что нет»[134].

Здесь проявляется та же честолюбивая задача нашего времени: мобилизовать технику, чтобы регулярно и согласованно приумножать личные и коллективные достижения. Такая направленность очевидна в замыслах создания антропоморфных устройств: они прямо подсказаны строением нашего мозга, но должны быть мощнее, чтобы в любых обстоятельствах направлять нас – будем считать, что к лучшему, – и представлять собой неотъемлемое свойство технологии, которая призвана сформировать от и до облик грядущих десятилетий и которая называется искусственный интеллект. Эти системы на деле воплощают то, что Фрейд называл «идеалом Я», проистекающим из устойчивого первичного нарциссизма во взрослой жизни и навсегда исполненного ностальгии по изначальным совершенству и всесилию[135]. Как будто человечество подошло к тому, чтобы сделать воображаемое реальным, и это реальное в итоге возобладает для всех и навсегда.