Я рассмеялась над его кривляньями. Затем подобрала оружие и встала в ту же стойку.
– И почему ты тревожишься за сэра Конрада? – спросил Брессинджер. Он снова двинулся на меня и на этот раз приблизился так быстро, что я не смогла угадать, под каким углом он нападет. Я ойкнула, когда он замахнулся на меня слева, по боку, который обычно был полностью прикрыт щитом. Его меч прилетел мне по ребрам; я вскрикнула, и, хотя Брессинджер в последний миг остановил руку, чтобы не переломать мне кости, синяк я все же получила.
Он не извинился.
– У тебя не всегда будет щит, – заметил он.
– Да знаю я, – буркнула я, потирая ребра. – Я боюсь, что сэр Конрад не в себе. – На этот раз я не подняла меч, надеясь, что Брессинджер не начнет очередной маневр; однако, к моему недовольству, он бросился на меня в третий раз, словно хотел помешать мне сказать то, чего в глубине души сам боялся. Мне удалось парировать два медленных режущих удара, прежде чем Дубайн притворным взмахом успешно распорол меня от грудины до паха.
– Нема, хватит! – огрызнулась я. – Я же пытаюсь поговорить с тобой!
Но Брессинджер просто хлестнул меня клинком по мышцам руки.
– Ради всего святого! – крикнула я, бросив мой тренировочный меч так, что он воткнулся в землю, как копье. Попятившись прочь от Дубайна, я ткнула указательным пальцем ему в лицо. – Только не вздумай говорить, что это было для моего же блага!
– Ты думаешь, я ради забавы это делаю? – рявкнул Брессинджер. От гнева его грозодский акцент усилился.
– Да, именно так я и думаю! Потешайся над кем-нибудь другим!
– Я не потешаюсь над тобой, Хелена. Меньше месяца назад ты чуть не лишилась
– Да, в это мне охотно верится, особенно если вспомнить, чему меня сейчас учит сэр Конрад, – сердито пробормотала я.
– Побери тебя князь Преисподней за твою дерзость! – взорвался Брессинджер. Разговор окончательно перешел в перепалку; он швырнул свой меч на землю и тоже ткнул в меня пальцем. – По какому праву ты непрестанно хулишь нашего господина?
Я недоверчиво рассмеялась.
– По какому праву ты непрестанно
– Конечно, и ты – то самое дитя?
– Я не дитя! – прогремела я.
– Но ведешь ты себя именно так, – прошипел Брессинджер, подступая ко мне на шаг. – Как думаешь, что сейчас происходит? Неужели ты не заметила всех тревожных знамений? Просто
– Я не могу поверить, что ты говоришь такое, – сказала я, качая головой. – Ведь это противоречит всем ценностям Совы. Всему, во имя чего тысячами гибли люди!
– «Всем ценностям Совы», – презрительно усмехнулся Брессинджер. – Сова ценит только саму себя. Так было всегда. Она существует во имя империи, экспансии – во имя убийства. Не позволяй этим… процессуальным тонкостям затмить правду. Общее право, Орден магистратов… – Брессинджер пренебрежительно махнул рукой. – Сованцы знают только одно, и это смерть. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее познаешь, какому зверю ты служишь.