Тирания веры

– Давай решим, что больше не будем ссориться? Прошу тебя, Дубайн, – искренне попросила его я. В конце концов, Брессинджер стал мне таким близким другом, каким не мог быть даже Вонвальт.

Наше внимание привлек резкий крик грача, который уселся на отлив под верхними окнами нового особняка сэра Конрада.

– Одинокий грач – предвестник…

– Смерти, – перебила я. – Ты уже говорил.

Брессинджер расплылся в широкой улыбке. Он вновь поднял меч и приготовился нападать.

– Ну-ка. Покажи мне свою верхнюю стойку.

– Вообще-то, я надеялась, что ты сходишь со мной в здание Сената. Мне нужно договориться о встрече с Тимотеусом Янсеном. Сэр Конрад желает поговорить с ним прежде, чем мы уедем.

Брессинджер опустил меч. Я поняла, что он не слишком доволен моей просьбой.

– Хорошо, – вздохнул он. – Но, позволь, я сначала умоюсь.

* * *

Мы отправились к зданию Сената. В тот день как раз проводилось заседание. Взобравшись по длинному пролету белых мраморных ступеней, мы миновали огромные двери и прошли в главный зал. Нас беспрепятственно пропустили внутрь, ибо посетить здание Сената имел право каждый гражданин, хотя мало кто этим правом пользовался. В плане главный зал повторял контуры здания, то есть представлял собой большой круг, вложенный в еще более широкий. Мы подошли к краю мраморной балюстрады, с которой открывался вид на собрание. Здесь, среди подобающей их положению демонстративной роскоши – мраморных и бронзовых изваяний, вычурной лепнины, колонн высотой в сто футов и огромных сводов – собралось около пятисот сенаторов. Все они были облачены в официальные мантии, у каждого на шее висел медальон, говоривший о занимаемой ими должности. Но если женщин и мужчин среди них было примерно поровну, то с цветами кожи и убеждениями дело обстояло иначе. На вид все они были выходцами из четырех изначальных сованских провинций – естественно, из самой Совы, а также из Эстре, Гулича и княжества Кжосич. Возможно, среди них затесалась парочка хаунерцев. Молодых я почти не видела; большинство были среднего возраста, кое-где кивали престарелые головы. Повсюду виднелись серые и белые цвета.

В теории Сенат собирался из назначенных представителей от всех частей Империи, и, хотя Император мог издавать законы самостоятельно, в те дни его указы обычно проходили через сенаторов, которые меняли и смягчали их. Будучи одним из Сословий Империи, Сенат становился все более могущественным и не только ограничивал власть Императора, но и сам превращался в законотворческий орган. В конце концов, Империя была огромной, насчитывала десятки миллионов подданных, и все мельчайшие детали управления столь огромной массой людей более не могли зависеть от прихотей одного человека.

Хотя, конечно же, Император считал иначе.

Брессинджер и я стали смотреть на заседавших, он с отвращением, я – с неподдельным любопытством, а дебаты тем временем становились все более ожесточенными. Я узнала нескольких сенаторов, включая самого Янсена, и заметила, что все они рассажены группами, которые разделены незримыми линиями. По одну сторону круга сидели хаугенаты, преданные Империи; по другую – млианарские патриции. Между ними находились политические представители неманской Церкви, храмовников, а еще небольшие независимые фракции, каждая со своими сложными убеждениями.

– …можно предположить, что передача власти больше всего пойдет на пользу самому Императору. Ведь он не в состоянии защитить даже членов собственного дома! – произнес расчетливый седовласый млианар, чем вызвал одобрительные возгласы своих коллег.

С места вскочила возмущенная хаугенатка.

– Ради богов, Радослав, соблюдай приличия!

Но «Радослав» остался невозмутим, ободренный бравурными выкриками окружавших его млианаров.

– Император имеет в своем распоряжении более трехсот тысяч легионеров, которые толпами гибнут на берегах Ковы. И мы должны верить в то, что его заботит их благополучие? Да его не заботит даже благополучие собственного внука!

Я переглянулась с Брессинджером. Я надеялась, что нам представится возможность посмотреть на взвешенные, аргументированные дебаты умных людей, но увидели мы совсем не это.

– Похищение княжича Камиля – не та тема, на которую можно праздно шутить, – вставая, сказал другой хаугенат. – Вам не мешало бы помнить, что он еще ребенок…

– Ребенок, который однажды унаследует Империю. Или, вероятно, уже нет!

По рядам хаугенатов прокатилась волна возмущения, но млианары пришли в восторг от этих нелепых, непристойных аргументов, которые не содержали в себе ничего, помимо оскорблений. Они просто радостно бросались ими в Сенат, словно пригоршнями дерьма. Радослав снес множество призывов уступить кафедру, ухмыляясь в лицо людям, которым только что плюнул в лицо.

– Итак… возвращаясь к теме нашего обсуждения… вот что я хочу сказать: налоги, безусловно, нужны, но я выражу мнение очень многих, если скажу, что эти деньги следует расходовать намного экономнее. Восточная экспансия – безрассудная затея. Префект Легионов должен уйти. – На каждом слове он ударял себя по ладони. – А его место займет Милена Бартош…