Тирания веры

– Не понимаю, – сказала я, мотая головой. Мой гнев почти иссяк. Теперь я была просто расстроена. – Почему ты говоришь такое? Что изменилось? Неужели это из-за Долины Гейл? Ты словно стал совершенно другим человеком. Я пришла, чтобы поговорить с тобой, ибо почувствовала, что мы перестаем понимать друг друга. Мне хотелось, чтобы все стало как прежде, когда мы были близки, как брат и сестра. Мне хотелось понять, что встало между нами, и избавиться от этого. Почему мне кажется, будто ты пытаешься оттолкнуть меня? Замыкаешься в себе? Ведь ты наверняка знаешь, что можешь положиться на меня, Дубайн. Поговори со мной. Поделись своими тревогами. Видит Нема, в мире слишком мало тех, с кем мы можем их обсудить.

Брессинджер открыл было рот, но затем снова закрыл его. Его черты смягчились. Он нагнулся, поднял меч и взмахнул им. Наше молчание заполнил шум города: уличная суета, трели птиц, порывы ветра и звон далеких колоколов.

– Прости, Хелена, – тихо произнес он. – Ты права. Я сам не свой. – Дубайн еще немного помолчал. Я терпеливо ждала, когда он заговорит, решив, что дам ему время. – Тебе, наверное, странно слышать от меня такое и видеть при этом, что я служу Империи. «Сэр Дубайн Брессинджер, кавалер благородного Ордена рыцарей Аутуна». – Он язвительно улыбнулся, затем кашлянул и сплюнул. – Сэр Конрад и я давным-давно стали близкими друзьями. Наша дружба зародилась в Рейхскриге. Сражения… что ж, ты сама видела, что это такое. Когда твоя жизнь в опасности, когда ты уверена, абсолютно уверена, что не доживешь до конца дня, ты всецело меняешься. Ум твой перестраивается, как дом, который сносят и возводят заново. – Дубайн посмотрел на небо так, словно видел его впервые, стал разглядывать его голубое сияние, золотое солнце, плывущие облака. Он был похож на слепца, которому ненадолго вернули зрение и который стремится насладиться каждым цветом, каждым оттенком, прежде чем вернуться в вечную тьму. – Ты на все смотришь по-новому. Все становится столь прекрасным. Жизнь вдруг кажется бесценной. Тебе хочется насладиться ею сполна, ибо ты знаешь, точно знаешь, что скоро всему придет конец.

Он снова недолго помолчал.

– Когда воюешь годами, это понимают лишь те, кто тебя окружает. – У него вырвался короткий смешок. – Нема, да у тебя становится больше общего с врагами, чем с теми, кого ты защищаешь и ради кого сражаешься. Потому что больше никто тебя не понимает, Хелена.

Сэр Конрад и я прошли через все это вместе. Мы были друзьями, мы были соратниками, и наши узы выкованы из стали, они крепче, чем у любых братьев. – Брессинджер тяжело вздохнул, как человек, только что шагнувший прочь от края обрыва, и посмотрел мне в глаза. – Хелена, я очень тебя люблю. Ты для меня словно родная дочь. Но я знаю сэра Конрада большую часть своей жизни. Вместе с ним мы прошли через многое. А ты знаешь его всего пару лет. И мне кажется, что ты не заслужила право судить его. – Я открыла было рот, чтобы возразить, но он поднял руку, прося меня помолчать. – Я понимаю, что сэр Конрад не безупречен. Ты права, говоря, что он, в конце концов, простой смертный, склонный к ошибкам и людским слабостям. Но я знаю его более двадцати лет. Он самый мудрый, самый сведущий и самый выдающийся человек из всех, кого я когда-либо знал, и я полностью доверяю ему во всех наших делах. Он еще ни разу не подводил меня. За мою службу он вознаградил меня стократ – поступками, похвалой, и я уже не говорю о золоте. Знаю, я легко горячусь, когда речь заходит о его чести. И я знаю, что он во многом предпочитает мне тебя. Пусть я говорю как ревнивая девка, но это так. Ты мила на вид, Хелена, молода и полна жизни, да еще и ум твой остер, как клинок. Ты во многом похожа на него. Его тянет к тебе, как мотылька на свет пламени. Вы с ним становитесь все ближе, и мы это видим. Думаю, это к лучшему.

Мои щеки запылали. Брессинджер озвучил то, о чем мне бы хотелось умолчать, но раз мы уже заговорили об этом, я решила сказать:

– Мне кажется, он делит постель с Правосудием Розой. – Я не смогла скрыть горечи в моем голосе.

– Да уж, – с отвращением буркнул Брессинджер. – Не знаю, что там между ними завязалось. Сэр Конрад мне об этом ничего не говорил. Но на него это не похоже. – Дубайн искоса посмотрел на меня. – Она красива, очень умна, да и пользы от нее сейчас немало. И да, она положила на него глаз, тут никаких сомнений.

Меня захлестнула горячая ревность.

– Что ж, – сказала я, пожимая плечами. – Значит, нечего об этом и толковать.

Брессинджер покачал головой и наморщил нос.

– Все не так, как ты думаешь. Мне кажется, что сэр Конрад просто использует ее, чтобы заполнить дыру… – Внезапно он сообразил, что произнес непристойный на саксанском языке каламбур, и посмотрел на меня, искренне довольный собой.

– Ох, чтоб тебя, – сказала я, не сдержав беспомощный смешок, а затем мы оба расхохотались. Впрочем, вскоре наше веселье поутихло, раздавленное тяжелой пятой текущих событий.