— А от того, давно я его видел или нет, что-то изменится? — огрызнулся воин, явно недовольный высказанным недоверием. — Это он.
Забиан поддал шенкелей по бокам лошади и бойко поскакал на ближайший холм.
Шан лишь утвердился во мнении, что бывалого вояку обязательства по защите юнцов тяготят. Наверно, ему хотелось быть сейчас не здесь, не с ними. Быть может, он горевал о судьбе друзей, которым не смог и не сможет помочь. Наследник прекрасно его понимал: наставники научили Шана уважению к солдатам и к их нелегкой участи.
В Ребульеру, городок, расположенный на берегу озера Авриды с живописными меловыми утесами и пользующийся заслуженной популярностью у людей обеспеченных, они прибыли глубокой ночью. Пригород представлял из себя россыпь особняков с монолитными белыми колоннами и фасадами, увитыми плющом. Один угрюмо нависал над другим, подпирался третьим, и не было продыху в соперничестве излишеств и роскоши. Шан подумал, что днем, должно быть, эти хоромы сплошь нарядны и цветасты, но сейчас выглядели пугающе и мрачно.
На постоялом дворе «Печник и бесстыдница» их приняли радушно, словно частых гостей, накормили, проводили в комнату. Забиана, только снявшего пожитки и сбрасывающего с себя тяжелые пластины аманкула, в предвкушении обещанной бани почесывавшего живот, кто-то позвал, и он поспешно вышел.
Шан остался с сестрой наедине. Он присел на край жесткой, более чем скромной кровати и устало вздохнул. Ноги гудели, вопя и требуя принятия горизонтального положения. Да и портянки размотать ужас как хотелось.
Цефлим по-хозяйски обыскивала шкафчики и тумбочки.
— Ты заметил дым в Гавани, когда мы убегали? — между делом обратилась она.
— Ага. Думаешь, это из-за нас?
Сестра наконец-то примостилась на свою кровать, обвела еще раз внимательным взглядом всю комнату, задержавшись на круглом окне с желтой слюдой, и ответила:
— Не знаю. Я хочу спать. Больше, чем помыться. Больше, чем хочу домой. Хочу спать. Шан…
Цефлим прилегла и отвернулась к стене, сжавшись в комок. Какое-то время она только сопела.
— Шан… — снова позвала сестра.
— Что?
— Шан, мне страшно.
— Не бойся. — Наследник старался, чтобы его голос звучал как можно более твердо и убедительно. — Спи, Флейя. Я дождусь Заба, а ты спи.
Наутро их разбудил Забиан Ревущий. На столе стояли кувшин с водой, чашки с дымящимся ароматным напитком и бутерброды с рыбой на тарелке фиолетового отлива — из низшего карга пуру. Кроме посуды из таких изготавливали и фигурки воинов-каргхаров для детей.
А еще на столе лежал меч Забиана — Саранча. И Шан залюбовался им. Изящный кусок металла с небесными камнями, а, если верить эклиотикам, плотью Шенкарока, великого и страждущего за наши грехи: гвиртами, придающими оружию невероятную прочность, мелином, дарующим уникальные свойства. Черный, как уголь, камень в пяте клинка, что у самой гарды, притягивал взор. Целый, нерасплавленный мелин. Считалось, что карги расплавляют, чтобы убить в них негативные эффекты.
Кузнецы наотрез отказывались инкрустировать цельные камни, будь то наплечник, клинок или хоть в безделушку для умасливания неуступчивой дивчины. «Откроешь дверь, не закрыв предыдущей, — плохая примета, к беде, — говаривали мастера молота и горна, — а возьмешься за карг без плавки — несчастья не отогнать ни одной оранговой погремушке». Только ювелиры могли работать с холодным каргом, не изменяя его формы, и то только с хлазой. Как Забиан уговорил кузнеца — загадка. Может, сам сделал?
— Саранча, — вдруг сказал Забиан, положив руку на эфес, — возможно, самое опасное оружие на Тэи. По крайней мере, я не знаю о такой вальзиве, которая может опьянить своей силой больше той, что у Саранчи.
— Она разит на расстоянии? — Шан высказал очевидную еще с момента столкновения в доме Мейлы догадку.
— Да. — Воин погладил лезвие с такой нежностью, что Шан легко бы поверил, скажи ему кто-то, что ни одна женщина не удостаивалась подобных прикосновений. — Потерять контроль легко. Эта сила заполняет тебя похлеще самого бурного чувства и опустошает до такой тоски, что хочется стать волком, чтобы вдоволь навыться.
— Лучник тоже убивает издалека, — заносчиво заметила Цефлим, уплетая бутерброд, — но чего-то не воет.
Забиан по-доброму ухмыльнулся:
— Языку своему ты явно не хозяйка. А Саранча в ближнем бою равных не знает. И попади она не в те руки, беды не оберешься.
— Слышали, как в подворотнях говорят?
— О чем это?
— «Меч каргхару заменяет мечту, друга и любовницу». Я сначала не соображала насчет последнего, но потом дошло. — Девчонка выглядела повзрослевшей, почти подростком: обветренное, смуглое лицо, грязные волосы, грубые движения. Она отхлебнула громко из кружки, сжала кулачок и часто потрясла им вверх-вниз.
— Цефлим! — Шану стало ужасно неловко за сестру.
— Больно ты много знаешь о подворотне для дочери Владетеля. — Забиан потрепал зазнайку по макушке и внезапно посерьезнел. — У меня плохая весть из столицы.
— Папа?! — спохватилась Цефлим, и глаза ее моментально заблестели от подступивших слез.