— Кто ты без него, Ри? — вдруг прозвучал вопрос.
Он рванул к камню. Она — за ним. Ри только успел схватить пийр, и тут же свалился на пол под натиском разгоряченной, нагой ярости. Стол с грохотом отодвинулся. Девушка, извиваясь змеей, ткнула Ри локтем по зубам. Взвизгнула и отшатнулась. Из ее рассеченной десны потекла кровь. И снова в атаку. Одной рукой она прижала голову Ри к полу, для чего пришлось перенести на нее всю тяжесть тела, а другой, с ножом, не прекращала попыток ткнуть хоть куда-нибудь. Но сил у Ри хватало, чтобы противостоять. Он крепко сжал запястье с угрожающим лезвием. Мешала лишь нагота: она словно ослабляла, не давала сконцентрироваться. Руку с пийром он старался держать подальше.
— Умри, — шипела она. — Ты должен умереть.
Наконец Ри собрался, чтобы прекратить эту возню раз и навсегда. Момент внезапности для покушения упущен, а сил девчонке явно не хватало. Но вдруг она обмякла и повалилась рядом.
Уно стоял, подперев бока. Чем он оприходовал напавшую, Ри не понял, но ручища у него были непомерные — от таких подзатыльник словишь и поминай, как звали.
— Бабы — что с них взять, — укоризненно выдал хозяин тесварицы, — то любят без памяти, а то убить готовы. Поди пойми, чем они думают. Кто это?
Ри встал, спрятал камень в карман и отряхнулся.
— Она помогала по хозяйству пророчице за мостом.
Уно накрыл девушку платьем, повертел мордашку, приоткрыл веко.
— Та старуха вовсе не пророчица. Самозванка она. Притворяется. Кто сведущ, знают: служанки Немервы в ее-то возрасте либо глухи, либо слепы — все поголовно. А эта помогает кое-кому из городской знати и то, преследуя личные цели. Что она умеет, так это убеждать и подчинять чужую волю, насылать видения. И зачем ты к ней поперся? Девочку поди она и прислала.
Он заметил нож, лежащий у расслабленной руки присланной убийцы и нахмурился.
— Тебе лучше уйти. Извини.
— Я понимаю, — только и ответил Ри, прихватил китель, надевая его по пути, и, виновато опустив голову, направился к выходу.
Наполовину спустившись по лестнице, он задержался. Его охватило предчувствие, тяжким бременем сдавливающее голову, о том, что этот зал, скучающих постояльцев, обшарпанные половицы у стойки с пивными бочками он видит в последний раз.
В воздухе висела убаюкивающая дрема полуголосья.
За самым дальним столиком, в углу, сидел крупный, широкоплечий мужчина в холщовом жилете, Мохнатый — так звали его все без исключения. За густую, мягкую бороду. За добрый нрав. Он с тоской смотрел на дно пустой кружки, жевал вяленое мясо и никогда ни с кем не разговаривал. Заходил раз в день, а то и дважды.
Ри подумал: будет ли он таким одиноким в старости? Будет ли вообще у него старость? Нужно ли бегать от дяди или лучше встретиться с ним лицом к лицу? Тем более сейчас ему есть чем ответить и чем себя защитить. Ри вспоминал о том дрожащем от страха пареньке, прячущемся за сараями в Энфисе, с зарождающимся презрением и надеждой, что от него в теперешнем Ри не осталось ни крохи, что он стал другим.
Когда Ри вспоминал о том, как они с Талем по выходным позволяли себе пропустить кружку-другую пивка, дверь тесварицы распахнулась.
Пийр в кармане сладко затрепетал и стал нагреваться.
На пороге стоял Коган Халла. На нем была льняная рубаха в пятнах пота и с оторванными рукавами, широкий кожаный ремень и темные шаровары. В руке он держал меч, а гвиртовым шаром, который заменял ему правую кисть, опирался о косяк двери. Глазами он безумно прощупывал каждого. Зрачки то и дело закатывались, охотник часто и нервно моргал.
Скрываться было бесполезно.
— Рийя Нон! — взревел Коган яростным зверем, но увидев того, кого искал, тут же успокоился и даже улыбнулся, шевельнув грязными, спутанными усами. На бороде блестели капли пота. — А вот и ты…
Он шагнул внутрь. Кое-кто из посетителей поспешил на выход, стараясь не задеть охотника и не привлечь к себе внимание.
— Похож на отца, — слова прозвучали как похвала.
Ри нащупал теплый камень в кармане и сжал его крепче.
Коган по-хозяйски поправил стул, пристукнул тяжелым шаром по деревянной крышке стола.
«Сколько же жизней ты погубил этим обрубком?» — спросил про себя Ри и медленно поднялся на пару ступенек вверх, краем глаза замечая, как оставшиеся зеваки улепетывают восвояси. Остался только Мохнатый.
А Коган, будто услышал мысли родственника, поднял искусственную руку на уровень лица, любовно покрутил ее и продолжил речь:
— Я был еще ребенком, когда дикий пес отгрыз мне кисть. Так судьба наградила меня за стремление к цели. А ведь у меня было все: мать и отец, старший брат; дом и дело, способное прокормить. Но я от этого отказался. Выбрал другой путь. Жил иной целью. Я пообещал твоему отцу, что стану величайшим каргхаром Старых земель. А теперь… пришла очередь и Новых.
Коган прищурился и смотрел, не отрываясь, на Ри.
— Отдай пийр! Тебе с ним не справиться. Ты не понимаешь. Кабиан оставил его не тебе. Он по праву мой.
Ри заскрипел зубами. Так хотелось высказать дяде все, что накипело. Он с удивлением отметил, что не боится.
Пийр в кулаке дрогнул. Кончики пальцев стали покалывать.