Тишина камней

— Отдай! — Коган стукнул сильнее. — Отдай или сдохни, как подыхали твои сородичи! Марво динтаф идʼдинио, Рийя Нон! Помнишь? Мужчины умирают первыми.

Злость внутри Ри вытеснила иные чувства, но другой, незнакомой волной смывало и саму злость. Он услышал песню. Пока еще тихую, на задворках разума.

— Не заставляй меня ждать! — кричал Коган. — Ты же знаешь, как я этого не люблю!

Руку с пийром Ри вскинул вверх. Комнату залило ярким белым светом. Тогда он еще не знал, но этот свет никто, кроме него, не видел.

Ускользающие картинки наслаивались с разных сторон. Один из охотников Когана, тот, что с рыжими усами, бежал с клинком по коридору, отталкивая замершего Уно. Он замахнулся.

— Не-е-ет!

Песнь, что услышал Ри, повествовала о хрупкости человеческой плоти.

О податливости воздуха.

О бесчисленных связях, пронизывающих волокна дерева, рассыпающиеся комья земли.

О преданиях тех, что упали с небес.

Здесь был один из них. Рядом. Он пел о своем ранении, о своей боли. Он просил забрать его сущность.

Ри вдохнул. Глубоко.

Песнь с запахом крови и свежей древесины, со звуками лопающихся досок и ломающихся костей.

— Пото, уйди! Забери Сопливого и оставь меня! Оставь!

Этот голос показался Ри знакомым. Он встрепенулся и обнаружил себя стоящим на одном колене внизу, у борозды, пропаханной в полу неведомой силой. Щепа, ощерившись острыми краями, торчала в разные стороны.

В углу, сжавшись и всхлипывая, сидел Мохнатый. Он пах мочой.

Застряв ногой в верхних, искореженных ступенях, под лестницей вниз головой висел рыжий охотник. Он слегка покачивался. Рука была начисто срезана. Из раны на пол текла кровь, оставляя на досках алый веер брызг.

У стойки с пивными бочонками лежал с распоротым животом Коган. Он держал брюхо у самого разреза, не давая кишкам вывалиться наружу. Каргхар хрипел, но был еще в сознании.

— Посмотри на меня, Ри, — слова с трудом давались дяде, но он выговаривал их четко и внятно. — Смотри в глаза смерти — только они честны с тобой. Ты видишь последнего каргхара…

В глазах у дяди не было ни страха, ни отчаяния: он, как и любой охотник, засыпал и просыпался с мыслью о смерти, но Ри заметил нечто другое. Сожаление. Он видел это в глазах умирающего отца.

Но что здесь произошло? Как Ри сам-то выжил? Почему на нем ни царапинки? И почему ничего не помнит?

Вопросы один за другим вспыхивали в голове, сея в душе сомнения и тревогу.

Рядом лежал почерневший меч Когана, безжизненный и не способный более на великие свершения. Жнец в нем умер. У Жнеца отняли волю и искру, заставляющую врагов падать ниц.

Сквозь туман и пелену Ри увидел протянутую к нему руку. Он хотел пошевелится, но все тело ломило, голова гудела.

— Ри, отдай камень, пока не покалечил еще кого-нибудь.

Это же Таль Рек! Друг! Пришел, чтобы помочь!

Ри радостно улыбнулся, но улыбка получилось вымученной. Он передал другу камень.

Рука тут же исчезла, и туман расступился. Разум прояснился. Поволока спала. Понимание того, что разруха и увечья вокруг — его рук дело, обрушилось губительной паникой, сжавшей сердце в холодные тиски.

Таль отошел и отдал камень ждущему у входа старожилу Удела эклиотиков в Ноксоло. Ри видел его однажды — это был высокий, худощавый старик с выбритым черепом, немного сутулившийся и бросающий юркие взгляды из-под густых бровей. Коричневая ряса, длинными складками скрывающая тело священника, колыхалась на легком ветерке с улицы.

Пийр тут же исчез в бездонных рукавах старшего эклиотика, а Ри понял, что совершил ошибку.

Таль подошел к нему, опустился рядом и, положив руку на плечо, сочувственно прошептал:

— Я им не рассказал, что ты из цнои. А за остальное… Ты же поймешь, Ри? Сам видишь, от этого камня одни неприятности, а ученые в Гавани любят такие вещицы. Их хлебом не корми, дай только поизучать новый карг. И я на хорошем счету буду. Меня обещали перевести в столицу и с тобой обойдутся по-человечески. Никому не доложат, что под носом было такое, а они пропустили. Придумают небывалые трудности, чтобы заполучить награду побогаче, о тебе не упомянут… Я не мог поступить иначе… Ты же поймешь?

— Я понимаю, — тихо ответил Ри, разбитый и выжатый насухо. В глаза Таля он старался не смотреть, потому что самому было стыдно из-за обманутого доверия.

В потухшем взгляде дяди Ри прочитал раскаяние и жажду искупления. А еще напутственные слова: «Это так, Ри. Довериться очень соблазнительно. Но доверившись, ты перекладываешь ответственность. Неси сам крест своих грехов и ошибок. И помни: никогда не заставляй ждать, не оправдывайся и не извиняйся».

Коган Халла последний раз судорожно вздохнул и стих.

— Рийя Нон, — прозвучал властный голос старожилы, — послушник Удела Ноксоло, мы задерживаем вас… — В зал вошли двое эклиотиков, облаченных в рясы, и подхватили Ри под руки. — Задерживаем до выяснения подтвержденных причин гибели ветхалей и подсчета сопутствующего ущерба. Будь благоразумен и следуй за нами.

* * *

«Кто ты без пийра?» — спросила убийца, подосланная теми, кто изгнал мать Ри с родных земель, теми, кто проклятием приговорил ее к смерти и убил при родах.