Единственной мыслью, что крутилась у Ри в голове по дороге к казармам, была: а действительно, кто же он без пийра? Кто мы без тех артефактов, что дают нам власть и силу? Остается ли что-то внутри?
Перестает ли каргхар быть охотником без гвиртовых пластин и меча, разящего наповал? Что было у ребенка, сбежавшего из отчего дома и лишившегося руки? Цель… Мечта… Пусть безумная и не терпящая сострадания, но она была в его сердце и до того, как гвирт оказался за пазухой.
Кем бы он ни был без камня, теперь он знал, кто он с ним. Он пийран! И когда пийр в руках, у него на пути лучше не стоять. Лучше не быть тем, кто отравил судьбу его мамы.
Теперь Ри был уверен, и уверенность эта согревала зародыш чего-то большего внутри, что даже без пийра он останется тем, в чьих руках камень превращается в рассказчика и собирателя историй. И каждая из этих мелиновых историй способна вывернуть обидчика наизнанку.
Ри вспомнил все, что случилось в «Бюсвальской тесварице» (он даже название вспомнил!), свои ощущения и испытал толику облегчения: Энфис отмщен. Он точно знал, что среди разрушительных сил, впитанных пийром, есть и другие, пока непонятые, пожелавшие остаться тайной. Они вызывали не меньшее любопытство чем те, что он успел познать.
Его отвели в подземелье, где допрашивают и сверяют метки эклиотики. Видя покорность пленника, они даже не стали его привязывать. Усадили на пенек, дали напиться воды.
Старожил расхаживал вокруг, почесывая иногда подбородок, и вертел в руках перстень. Похоже, это было кольцо Когана с глазом судьи из Энфиса.
Горела лишь пара факелов из торчащих в стене.
Посередине стоял плоский огромный камень с выдолбленными ложбинками для стека крови.
Было холодно, и Ри быстро озяб.
Тошнотворная обреченность витала в воздухе вместе с вязким запахом смерти.
— Коган Халла и его прихвостни были крайне мерзкими типами, — начал свое нравоучение старейшина интонацией учителя, знакомящего бездарей с новым предметом. — Мы позволили ему принять должность ветхалей, чтобы держать в узде закона. Но так даже лучше. Мертвым он принесет больше пользы.
Один из его людей сбежал, прихватив с собой мальчонку. По слухам, ребенок был их новым нюхачом.
Детей, которых он продавал на рынке, близнецов, определили в хорошую семью, в столице.
Как видишь, Ри, мы помогаем людям.
Надеюсь, ты не в обиде на нас за то, что забрали твой камень? От него ведь одни беды. Теперь больше никто не будет покушаться на тебя.
И Таль Река не осуждай. Он поступил по-дружески, предупредив нас об опасности, которая тебе грозила. Мы спасли тебя, Ри. И на этом наша помощь не закончена.
Тебя ждет новая жизнь. Забудем обо всем, что случилось сегодня. Завтра рано утром ты позавтракаешь и отправишься в путь.
— Куда? — Ри смутно понимал истинные цели эклиотиков: как хотят использовать его, поэтому решил, что лучше всего будет изображать из себя простачка и тугодума.
— В Фет. Это небольшое селение у Дургам. Там встретишься с нашим человеком. Он расскажет, где лучше всего начать поиски.
— Поиски чего?
— Эклиотики, конечно! Чего же еще? Ты учишься на щенка. Вот тебе возможность испытать свою пригодность. Утром получишь все необходимое: деньги, снаряжение, ловушки. А пока иди и отдохни.
Ри неуверенно поднялся. У выхода из подземелья, ступив на первую каменную ступеньку, ведущую вверх по темному коридору, он обернулся и задал мучающий его вопрос:
— Почему бы вам просто не убить меня?
Старожил долго не отвечал, уставившись на камень испытаний.
— Кай-тула, — наконец выдал он отрешенно кусок учения, который послушникам задавали для зубрежки наизусть, — в простонародье называемый Тишиной, длится тридцать девять льяд. Кай-тару или Глупость — тринадцать льяд. И наконец, кай-кири, Охота, протяженностью в семь. Вместе они составляют гвальд, которым измеряем мы отведенное время. Двести восьмой гвальд третьей эпохи или двадцать третий гвальд Гирей…
Ри отвернулся и ушел, оставив старожила наедине с наукой.
Тропа Пото
Ноксоло
Коган приказал ждать снаружи и смотреть за Сопливым. Пото этот приказ пришелся не по нраву. Если верить тому, что выведал Руда у свидетелей убийства Лиссо, Ри был опасен, но командир почему-то верил в удачное разрешение столкновения с племянником.
Пото подозревал, что Ког искал искупления. Он жаждал этой встречи. И не только ради пийра. Нужно полагать, годы, проведенные у цнои, не прошли бесследно. И пусть они спасли ему жизнь, он ненавидит их всем сердцем, потому что слабиной, с которой ему приходится мириться и которая точит охотника изнутри, он также обязан цнои.
Связь с предками или эдда, как они ее называют, не дает каргхару дышать в полную силу. О да, он бы, не раздумывая, отсек себе и левую руку, заменив и ту на смертоносный протез, если бы это искоренило цнойские нити. Но душу не вырвать, а корни верования в связь с предками цеплялись именно за нее.
Иногда Пото казалось, что жестокость Когана — это лишь попытки выдрать любое напоминание о цнойском прошлом из своих жил.