Титан (The Titan)

And here now was a great street-railway corporation, serving a population of a million and a half, occupying streets which the people themselves created by their presence, taking toll from all these humble citizens to the amount of sixteen or eighteen millions of dollars in the year and giving in return, so the papers said, poor service, shabby cars, no seats at rush-hours, no universal transfers (as a matter of fact, there were in operation three hundred and sixty-two separate transfer points) and no adequate tax on the immense sums earned.	А тут могущественная трамвайная компания, обслуживающая полтора миллиона жителей, опутала своей сетью чуть ли не все улицы города и заставляла платить ей дань тех самых простых, небогатых горожан, без которых не было бы ни улиц, ни трамвая, и выкачивала из населения таким путем от шестнадцати до восемнадцати миллионов долларов в год. И при таких колоссальных доходах, кричали газеты, -обслуживание из рук вон плохое, вагоны, того гляди, развалятся, в часы наплыва давка, сесть негде, сделал пересадку - опять плати, а город не получает от этих неслыханных барышей ни цента!
The workingman who read this by gas or lamp light in the kitchen or parlor of his shabby flat or cottage, and who read also in other sections of his paper of the free, reckless, glorious lives of the rich, felt himself to be defrauded of a portion of his rightful inheritance.	Скромные труженики, читая эти разоблачения при тусклом свете газового рожка у себя на кухне или в убогой гостиной своей маленькой квартирки, чувствовали, что их грабят, отнимают то, что по праву должно было бы принадлежать им. Это чувство только усиливалось, когда они читали в той же самой газете описания веселой, пышной, беспечальной жизни богачей.
It was all a question of compelling Frank A. Cowperwood to do his duty by Chicago.	А ведь все, казалось, сводится к тому, чтобы заставить Фрэнка Алджернона Каупервуда исполнить свой долг по отношению к народу.
He must not again be allowed to bribe the aldermen; he must not be allowed to have a fifty-year franchise, the privilege of granting which he had already bought from the state legislature by the degradation of honest men.	Отнять у него возможность подкупать олдерменов. Не дать ему вырвать концессию на пятьдесят лет. Лишить его этой привилегии, которую он уже успел купить себе в законодательном собрании штата путем растления честных людей!
He must be made to succumb, to yield to the forces of law and order.	На колени его! Пусть склонит, наконец, голову перед силами закона и порядка!
It was claimed-and with a justice of which those who made the charge were by no means fully aware-that the Mears bill had been put through the house and senate by the use of cold cash, proffered even to the governor himself. No legal proof of this was obtainable, but Cowperwood was assumed to be a briber on a giant scale.	Законопроект Мирса - результат наглого подкупа. Они там все подкуплены - и в законодательном собрании и в сенате - все, вплоть до губернатора штата! (Лица, утверждавшие это, даже сами не подозревали, как близки они к истине.) Каупервуд - взяткодатель, каких еще свет не родил. Прямых улик против него не было, но все знали, что это так.
By the newspaper cartoons he was represented as a pirate commander ordering his men to scuttle another vessel-the ship of Public Rights. He was pictured as a thief, a black mask over his eyes, and as a seducer, throttling Chicago, the fair maiden, while he stole her purse.	В газетах печатались карикатуры, изображавшие его то на капитанском мостике пиратского судна, отдающим своим матросам приказ потопить другое судно - "Ладью Народных Прав", то в виде насильника и бандита в черной полумаске, пытающегося похитить у прекрасной девственницы "Чикаго" и честь и кошелек.
The fame of this battle was by now becoming world-wide.	Слухи об этой борьбе уже разнеслись далеко по свету.