– Она ни к кому, кроме Ксандера, идти не хочет, а он с ней возиться не может, у него других дел полно. Да и нельзя ей к нему в Музей: там бывает столько темной магии, что неизвестно, как на ней это отразится. Ксандер сказал, ее надо от магии изолировать, поэтому отдает ее в зоопарк.
– А что вы ее родителям сказали?
– Правду, – Тайра погрустнела еще больше. – Что она умерла, как герой, защищая тех, кто себя защитить не мог. Для родителей это, конечно, слабое утешение, но пусть лучше они думают, что она умерла, чем знают, что ее душа мучается в теле птицы.
Мустафа подумал, оценивая такое решение, но возражать не стал.
– Это было ужасно, – тихо сказала Тайра. – У ее матери глаза такие же, как у нее. Хоть бы тело вернуть, а я с пустыми руками пришла. Не знала, что им говорить… Они смотрели на меня, слушали, а потом отец заплакал и отвернулся. Не мать, понимаешь… Не могу об этом.
– Ты одна к ним ходила?
– С Гюнтером. Но он, слава богу, молчал.
Тайра смахнула слезинку и пару раз глубоко вздохнула, выравнивая эмоциональный фон и закрываясь еще сильнее.
– Ты хорошая девушка, Тайра аль’Кхасса, – после паузы сказал Мустафа. – Фэйт тоже так думает.
– Ловко он меня на суде развел, – Тайра ухмыльнулась. – И сэр ’т Хоофт тоже хорош со своим Зинданом.
– И ты действительно неделю в яме провела?
– Конечно. Сэр хет Хоофт слово держит, а тут он еще и прав оказался на все сто, несмотря на то, что это была чистой воды Дар Элайя, так что наказал он меня вполне справедливо. Ученик не должен подвергать сомнению слова своего Наставника, тем более при посторонних людях. Так что сэр ’т Хоофт прав.
– Я никогда не понимал, что за отношения между некромантами. Вы странные.
– Буду считать это комплиментом.
– Знаешь, что Фэйт попытался отговорить сэра ’т Хоофта от идеи засунуть тебя в Зиндан?
– Нет, – удивилась Тайра.
– Сказал, что сэр ’т Хоофт тебя незаслуженно наказывает, потому что изначально знал, что твоя реакция именно такой и будет. То есть он тебя сам подставил, и сам же и наказал. Фэйт сказал, это нечестно. Пытался с хет Хоофтом спорить.
– Это бесполезно, – засмеялась Тайра. – То же самое, что спорить со скалой. Он, наверное, даже слушать не стал.
– Почему же, выслушал, – Мустафа улыбнулся. – А потом сказал: «Моя Ученица, делаю, что хочу, имею право», развернулся и ушел в тени.
– Вот за это я его и люблю.
– За то, что он тебя наказывает?
Тайра рассмеялась.
– Я вас не понимаю, – признался Мустафа. – Никто не понимает, а Фэйт так вообще был шокирован. Потом вопил, что это немыслимо: выйти из тюрьмы Монсальвата, чтобы сразу же попасть в тюрьму Ишанкара.
– Наш Зиндан – это же не тюрьма вовсе.
– Фэйту не понять разницы. Он европеец, монсальватец, он мыслит иначе.
– Вы хорошо знакомы?
– Не то, чтобы хорошо, но достаточно, чтобы я мог повернуться к нему спиной, – ответил Мустафа. – Он не такой, каким кажется. Никакой он не беспринципный ублюдок. И с клиентками он не спит, и на судах не врет. Это просто имидж такой, в пику идеальному Монсальвату, наверное.
– И зачем ему казаться хуже, чем он есть?
– Фэйт поднялся из низов. Родился в маленьком городке. Родители на всем экономили, чтобы дать ему хорошее образование, и чтобы он стал человеком, – Мустафа усмехнулся. – А в Оксфорде уже стыдно было говорить, что в школе он парадные костюмы напрокат брал. Фэйт быстро все, что ему жизнь с детства была должна, у нее забрал. Он же талантливый, амбициозный… И умный, потому и придумал себе такой имидж, и ведет себя, как сноб. Кому сейчас нужен обыкновенный честный юрист? Их полно. А вот адвокат дьявола – это совсем другое дело. К нему и идут те, кто уже надеяться перестал, и он всех вытаскивает буквально за волосок. Фэйт очень хороший человек, хотя с виду не похоже.
– А как они с Фицпатриком сошлись?
– Не знаю, – честно сказал Мустафа. – Они вместе в Монсальвате учились. Фиц говорит, что Фэйт однажды раскаяться захотел, но не знал, как это делается, вот Кейн и подсказал. Правда, Фэйт это упорно отрицает… Хотя я знаю, что он деньги на приюты жертвует, на больницы. У него ведь денег столько, что страшно представить. Он даже иногда работает бесплатно. А еще он «Гринпис» защищает из личных симпатий.
– К «Гринпису»?
– К какой-то их активистке. Если это, конечно, тоже не одна из легенд про ужасного Юлиуса Фэйта.
– Ну, и ему должно романтики перепасть, – Тайра улыбнулась, представив Фэйта влюбленным.
– Он, кстати, и от Ишанкара никаких денег не взял.
– Почему?
– Откуда мне знать? – Мустафа пожал плечами. – Господин Ректор распорядился оплату ему на счет перевести, а он все обратно вернул. Сказал, что гордится полученной возможностью участвовать в таком процессе, и никаких возражений не принял. Бергер с ним препирался, но с Фэйтом не особо поспоришь.
Они дошли до ворот, и Мустафа остановился, чтобы попрощаться.
– Мне пора, госпожа аль’Кхасса. Рад был узнать тебя живой. Если будет воля Аллаха, будем друзьями.
– Сочту за честь, – в тон ему ответила Тайра.
Мустафа приложил ладонь к сердцу, поклонился и шагнул в портал. Тайра постояла еще немного, развернулась и направилась обратно.
– Проводила?