Тьма и золото полуночи

Он что-то шепчет. Сначала мне кажется, что он просит пощады. И лишь когда оставшиеся Иммралы с треском вылетают с его последним вздохом, я понимаю, что он делает.

– Остановите слуа! – кричу я, но уже поздно.

Мидраут успел приказать им уничтожить телекамеры, те самые, которые я хотела использовать, чтобы исцелить Итхр, как он их использовал, чтобы его разрушить. Змеи бросаются на оборудование, крушат пластик и вырывают провода из розеток.

Безжизненное тело Мидраута опускается на пол, убившая его рана – не более чем красное пятнышко на его груди. Экскалибур становится слишком тяжелым. Слуа начинают рассыпаться, клубками тумана таять в воздухе, шипя на прощание. Я бегу к камерам, в отчаянии направляю на них Экскалибур, приказывая ему починить их. Но сила Аннуна уже угасает. Бреши закрываются. Я не могу исправить камеры, последнюю часть нашего плана.

– Ферн? – зовет меня Неризан.

Она поднимает руку. Та исчезает прямо у нас на глазах. Я концентрирую свой Иммрал, восстанавливаю ее, но я уже почти истощена.

– Вы должны вернуться в Аннун, – говорит Андраста.

– Но камеры… – бормочу я.

– Слишком поздно, Ферн. Беги, скорее!

Призрак мамы держится рядом с папой и Олли, а я бросаюсь в коридоры. Потом оглядываюсь и вижу, как они обнимаются. Толчки в моем уме говорят мне о том, что бреши одна за другой закрываются. Сила моего Иммрала угасает. Вокруг меня мерцают призраки, возникая и исчезая, и каждый из них добавляет тяжести моему уму, требуя внимания. Мы вскакиваем на лошадей и мчимся в Лондон, направляясь к самой большой бреши – той, что вернет нас в Тинтагель.

По всей стране призраки текут в убежище Аннуна, но моя сила здесь слабеет, я не могу спасти всех. Некоторые падают, другие рассыпаются на бегу, и я могу лишь думать: «Простите меня, простите меня», потому что знаю: где-то глубоко внутри я предпочла пожертвовать ими ради тех, кого люблю.

– Почти на месте! – кричит издали Олли.

Он тает, хотя мы уже пересекли двор и мчимся по ступеням собора.

Я тянусь к нему, он – ко мне. Он мерцает… Мы у бреши…

Я бросаюсь в закрывающуюся брешь, тяну за собой Олли. Мы кучей падаем у ног наших лошадей – задыхающаяся груда с колотящимися сердцами. Брешь закрывается, мы снова в Тинтагеле, остатки нашей армии толпятся вокруг нас, а харкеры и рееви, остававшиеся в Аннуне, радуются и проверяют, как мы.

Подбегает Джин.

– Ты это сделала? – спрашивает она.

– Мы убили Мидраута, – отвечаю я ей.

Она смотрит на мое лицо и понимает, что я не смогла использовать камеры, чтобы исправить сотворенное им.

– Ох, Ферн… – шепчет она.

Таны выходят на солнечный свет Аннуна, на лужайки Тинтагеля. Бреши натворили несказанных бед: Лондон разбит, здания обрушились… Темза пересохла.

– Но мы его убили, – говорит Рейчел. – Все вернется, так ведь? Должно вернуться.

– В любой момент, – соглашается Олли, глядя на голые ветви дуба.

Другие вертят головами, смотрят в небо – не появятся ли в нем птицы или не встанут ли заново стены замка за пределами Тинтагеля в возрождающемся Аннуне… А я превращаюсь в сплошное колотящееся сердце.

– Ну же, давай, давай! – бормочет Самсон.

«Это должно произойти!» – говорю я себе.

Все, что нужно, – это искра. Расцвет инспайра, чтобы вернуть все то, что мы потеряли. Как некое пламя, начавшееся как нечто безобидное и медленно разгорающееся. Возможно, это уже началось где-то далеко, в тех местах, куда Мидраут хотел дотянуться. Это могло бы иметь смысл. Да, именно это и происходит. Просто нужно время, чтобы оно добралось сюда, вот и все.

Но в глубине души я знаю, что моя надежда не осуществится. Я ведь могу ощущать Аннун своими венами, через меч, который все еще свободно держу в одной руке. Я связана с этим миром так, как никто другой. Осталось слишком мало инспайров, чтобы вернуть Аннуну целостность. Мы опоздали.

Вокруг нарастает говорок разочарования, когда до остальных доходит истина. Я не могу быть с ними, только не сейчас.

Но я знаю, что я должна делать.

52

Рыцари Ланселот, Бедевер, Паломид, Дагонет и Гэвейн собрались в башне Авалона, чтобы обсудить важный вопрос: Грааль. Меч Экскалибур лежал посреди стола, обернутый мешковиной. Никто не заговорил о вине, которую они чувствовали из-за совершенного ими. Это было трусливое убийство: устроить собственному королю засаду в Итхре, где он не мог спастись с помощью силы. Но это необходимо было сделать во имя Аннуна и ради тех клятв, которые рыцари дали с верой, что обещают защищать этот мир, а не разрушать его.

Но этого было недостаточно, чтобы исправить причиненные Артуром опустошения. Башня Авалона оказалась единственным сохранившимся строением.

– У нас нет выбора, кроме как найти Грааль, – сказал Бедевер. – Это теперь единственный способ возродить эти земли.

– Но кто? – спросил Гэвейн. – Каждый из нас связан с Аннуном. Любой из нас может быть Граалем.

Рыцари не могли смотреть друг другу в глаза.

– У меня жена и трое детей, – сказал Паломид. – Я не могу оставить их без помощи.

– Мой замок и земли дают людям работу, – сказал Дагонет.

– Я должен заботиться о матери, – сказал Гэвейн.