Тьма и золото полуночи

Внизу Олли молча протягивает мне чашку чая, его взгляд рассеян. Папа слишком быстро движется по кухне. Но это совершенно не нужно. Нет необходимости.

– Киеран придет вечером? – спрашивает он у Олли.

– Нет, а зачем бы? – хмурится Олли.

Папа как-то странно улыбается:

– Вы с ним поссорились или еще что-то?

Олли пожимает плечами и отворачивается. У меня такое чувство, что это, возможно, как-то неправильно, однако что-то вползает в мой мозг, говоря, что все так, как надо. Так и должно быть. Олли это не беспокоит. Киеран был лишь эпизодом. Мой брат найдет теперь кого-то куда более подходящего. Я стараюсь не обращать внимания на неуверенность где-то внутри. Мне она не нравится. Не хочу чувствовать себя неуютно. Я же именно поэтому замазываю свой шрам. Шрам, который появился только потому, что я была слишком упряма и не заводила друзей. Мне следовало быть полюбезнее с Дженни. Должно быть, она была права во всем, раз так нравилась всем.

Дорога в школу проходит без происшествий. Я прилагаю больше усилий, чем всегда, чтобы выглядеть обычной. Почему я не делала этого прежде? Снова упрямство. Глупое желание выделиться. Быть не такой, как все. Как будто одна ничего не значащая девушка может обладать какой-то силой.

Но ты ею обладала. И обладаешь. Борись, Ферн!

Я трясу головой. Тревожащие воспоминания о лошадях и Лондоне, знакомом и незнакомом одновременно, всплывают на поверхность моего перемазанного сладкой патокой ума. И еще какое-то лицо. То, которое пробуждает во мне смешанные чувства… У меня возникает впечатление, что это обладатель сильного ума. Глаза как расцвет теплой весны. Нет-нет, это должно быть ошибкой. Я не помню его имени.

Ферн!!! – кричит он, протягивая мне руку сквозь разрыв миров, который должен закрыться. – Прекрати это, Ферн!

Поезд со скрежетом останавливается у Вестминстера, и я выхожу, смешиваясь с другими пассажирами. Справа, слева, все идут, и блаженство одинаковости помогает мне забыть мысли, которых быть не должно. Справа, слева, слева, справа… Я иду за молодой женщиной, ее темные волосы аккуратно раскачиваются в такт нашим шагам. И мне становится грустно, когда приходится повернуть в другую сторону, чтобы попасть в колледж Боско, хотя грусть – совершенно бесполезная эмоция. Вообще-то, все эмоции бесполезны. Они не продуктивны. А продуктивность – это ключ. Вперед, вверх, вместе с остальными людьми. Общая цель. Один голос. Это так успокаивает.

Я все утро спокойно сижу на своем месте, записывая лекцию учителя слово в слово. У меня в сумке какая-то лишняя тетрадь – с наклейкой «Рыцарская книга». Я смутно припоминаю, что она имеет какое-то отношение ко сну и снам. Но она мне больше не нужна. Я бросаю ее в мусорный бак, уходя на обеденный перерыв.

В какой-то момент я обнаруживаю, что сижу на своей обычной скамье. Ко мне подходит девушка по имени Лотти. Я улыбаюсь ей, но не протягиваю руку, как делала когда-то. Это было бы неправильно, хотя я никак не могу найти причину того, почему это так.

– Лайонел говорит, тебе пришлось сражаться, – шепчет Лотти.

Должно быть, она меня с кем-то спутала. Я не знаю никакого Лайонела.

– Они сейчас ищут способ вернуть тебя и Олли, но ты и сама должна бороться, Ферн.

– Мы с Олли в полном порядке, – говорю я ей, вежливо улыбаясь.

– Самсон хочет, чтобы ты знала: он никогда от тебя не откажется. Он собирается найти тебя в Итхре.

– А где этот Итхр? – спрашиваю я. – Я живу в Стратфорде.

Я отгоняю ползучее чувство, твердящее мне, что я знаю какого-то Самсона, что я знаю Лайонела. Такие чувства ошибочны. Ошибочны, ошибочны, ошибочны. Но, думая так, я гадаю, чей голос повторяет это слово. Лотти вдруг хватает меня за руки, и часть сладкого тумана рассеивается.

– Ты однажды спасла меня, Ферн. А теперь я намерена спасти тебя.

Она рывком поднимает меня на ноги, не обращая внимания на мой протест, и тащит туда, куда, как я знаю, мне ходить не следует. В художественную студию. По моей спине пробегают уколы боли, наказывая за то, что я сюда пришла. Лотти достает из ящика в углу комнаты пачку листов бумаги и раскладывает их на столе. Я закрываю глаза, категорически не желая смотреть на свои проступки, но Лотти меня заставляет. Там нарисовано так много всего… На некоторых рисунках люди – девушка с рыжими волосами и добрым лицом. Близнецы, у них одинаковые глубоко сидящие глаза и одинаковые подбородки. Веселый мужчина, на его плече сидит некое существо – наполовину ворона, наполовину летучая мышь. Когда я смотрю на всех них, у меня возникает боль в груди, а боль в спине становится невыносимой. Мне вроде бы не должно быть дела до всех этих людей, но меня они тревожат, хотя я и не помню их имен. Есть еще рисунки каких-то старых существ, не совсем похожих на людей. Одна из них – женщина-воин с растрепанными волосами и лицом, покрытым шрамами, – и она вызывает у меня еще какое-то чувство. Да, печаль. Неописуемо глубокую. Но и могучую, взывающую к мести, хотя я и не понимаю почему.