Тьма и золото полуночи

Одна его рука, морщинистая и мозолистая, лежит поверх одеяла. Я робко кладу на нее ладонь. Она холодная. У меня сжимается горло, я продвигаю палец к запястью в поисках пульса. Его нет. Я обнимаю его за плечи и ухом ощущаю холод бородатого лица. Лорд Элленби ушел. Возможно, он потерял своих детей в Итхре, но он приобрел сотни их в Аннуне, и мы все без него потеряны.

41

Проходят часы, прежде чем «скорая» приезжает по моему звонку.

– Какой смысл? – слышу я одного из парамедиков, когда они кладут тело лорда Элленби на носилки и катят их к дороге, где ждет машина.

– У тебя сердце есть? – говорит его напарник. – Девочка вне себя.

И они оба оглядываются на меня, пытаясь понять тайну связи умершего бездомного и подростка со шрамом и фиолетовыми глазами.

Мне дали номер, чтобы позвонить насчет похорон, и я иду обратно домой через восточную часть Лондона, которая тянется без конца. Я буквально выжата. Кажется невозможным, что Тинтагель будет стоять по-прежнему, когда я этой ночью вернусь в Аннун. Конечно же, без своего командира он просто развалится, камень за камнем…

Олли с тревогой выглядывает из своего окна, когда я, онемевшая и почти бесчувственная, бреду по улице. Увидев меня, брат бежит к двери, выскакивает наружу, обнимает меня.

– Я боялся, что ты сотворишь какую-нибудь глупость, – бормочет он.

– Может, и так, – отвечаю я, когда он ведет меня в дом.

Я рассказываю ему все, что мне известно о жизни лорда Элленби в Итхре. Это совсем немного, понимаю я теперь, – я ведь не расспрашивала его подробно о семье, которую он оставил, потому что не мое дело было допытываться. Но теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что, кроме меня, только Чарли известно, кто он таков. Теперь организация похорон ложится на меня. И я чувствую себя неким самозванцем. Не я должна исполнять этот страшный и почетный долг. Это должна быть Чарли или, куда лучше, его жена и дети, не знающие, что он умер или почему он на самом деле оставил их много лет назад. Но я не знаю, сумею ли я их найти, и я никак не смогу добраться до Чарли в Итхре.

– Мы обязаны сделать так, чтобы все это не было напрасным! – яростно восклицает Олли, когда мы обсуждаем наше проникновение на Даунинг-стрит. – Должно же что-то быть в тех документах, что подскажет, чего теперь хочет добиться Мидраут!

– Мы должны дать людям время оплакать лорда Элленби, – говорю я и добавляю: – Как там Самсон и Чарли?

– Самсон действует, как всегда, энергично и молча. А у Чарли была истерика, когда ты ушла. Она кричала, что это она во всем виновата. Мы понемногу сумели ее успокоить, но это было трудно. Она думала, что ты ее проклинаешь.

Да, это правда, что лорд Элленби мог остаться в живых, если бы там не было Чарли, но какой смысл раздумывать об этом теперь? Какой смысл делить вину между собой? Вся вина лежит на Мидрауте, который намеревался убить собственную дочь. Любой из нас мог попытаться остановить его. Просто так уж вышло, что лорд Элленби подоспел первым. Но все-таки это не совсем правда. Я заметила намерение Мидраута раньше остальных. Но только лорд Элленби действовал достаточно быстро, чтобы защитить Чарли. Нужно быть человеком особого склада, чтобы вот так пожертвовать собой.

Пока я копаюсь в собственном уме, в дверях появляется папа, и взгляд у него затуманенный.

– Что вы тут делаете так рано? – Он замечает наши заплаканные лица. – Что случилось?

Мы с Олли переглядываемся. Мы не можем сказать ему правду.

– Мы кое-кого потеряли, – произносит наконец Олли. – Друга.

– Ох, милые… во сне?

Меня коробит это определение. Не во сне. Это убийство. Намеренное. Но я киваю.

Папа слегка недоумевает:

– Как вы узнали так рано утром?

– Семья прислала нам сообщение, – мгновенно врет Олли.

– Уже? Я бы предположил…

– Оставим это, папа, ладно? – огрызаюсь я. – Бога ради, ну зачем тебе всякие подробности, когда мы так расстроены? Почему бы тебе просто не попытаться нас утешить, как делают другие?

Олли сжимает мою руку, и я резко умолкаю. Папа начинает смущенно хлопотать на кухне. Я ухожу наверх, чтобы умыться. Когда я опять спускаюсь, папа уже выставил на стол все мои любимые утренние блюда. Если бы у меня был хоть какой-то аппетит, я была бы в восторге. Придвигаю стул и смотрю на эту роскошь, гадая, смогу ли заставить себя съесть хоть что-нибудь. Папа суетится.

– Я не слишком умею утешать и все такое… зато умею готовить, – мягко говорит он. – Прости, Ферн. Я не знал этого… Лайонел, да? Но Олли сказал мне, что он был хорошим человеком. Жаль, что я не был с ним знаком.

Я молча киваю. Мысль о том, чтобы лорд Элленби и папа оказались в одной комнате, как равные, недопустима. Один – отец, которого мне хотелось иметь, другой – отец, который у меня есть. Я впервые ловлю себя на мысли о том, нравился ли когда-нибудь маме лорд Элленби, видела ли она в нем некую возможность изменить свою жизнь. Но потом предполагаю, что в то время он был женат, – ведь лишь после того, как мама уже забеременела нами обоими, он оставил семью, слишком травмированный эмоционально, чтобы продолжать нормальную жизнь в Итхре.