Позади всех сидят рядышком Олли и Иаза, шепчутся о чем-то. Возлюбленные. Но потом я вижу выражение лица Олли и понимаю, что это отнюдь не воссоединение.
«Мне так жаль», – читаю я по губам Олли.
Но Иаза лишь качает головой и встает. Он уходит, ни с кем не попрощавшись. Олли остается на месте, несчастный и одинокий. Я отхожу от Самсона, присоединяюсь к брату.
– Хочешь поговорить? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Олли и опускает голову мне на плечо.
Мы сидим так какое-то время, пока разговор остальных не переходит с неизбежностью на Мидраута и на то, как нам его остановить.
– Думаю, что мы все равно должны найти Грааль, – говорит Найамх, но остальные не согласны.
– У нас нет времени, – напоминает ей Джин. – Стоунхендж почти разрушен. Надо было заняться этим давно.
– К тому же вспомни, что говорится в легендах о том, чего будет стоить эта находка? – добавляет Рейчел, и ее передергивает. – Мне совсем не нравится, как это звучит. Особенно после Экскалибура.
Олли подталкивает меня:
– Не думаешь, что нам пора домой? Я не хочу сегодня говорить об этом.
Мы прощаемся со всеми, обещая встретиться снова через несколько дней. Я целую Самсона – крепко, долго, пока все не начинают свистеть и делать вид, что их мутит.
– Получу ли я то же самое при следующей встрече? – улыбается Самсон.
– Получишь то же самое в любое время, когда мы не заняты делом, капитан.
И я не спеша ухожу, под руку с братом. Но моя радость недолговечна. В воздухе возникает пронизывающее ощущение, как будто надвигается гроза. Когда мы наконец входим в дом, уже почти полночь. Я засыпаю, даже не раздевшись, я слишком измучена, чтобы тревожиться об опасности сна.
Мне видится нечто туманное и холодное. Я иду через арктический ландшафт, где ветер полон решимости оторвать меня от земли. Я борюсь с ним, но он отрывает мне пальцы, один за другим. Когда не остается ни одного, туман рассеивается и открывает бесконечное пространство льда. Посреди этого пространства, съежившись в кресле, сидит некая фигура. Подойдя ближе, я понимаю, что это какая-то старая женщина, чьи волосы по-прежнему черны, а пальцы подвижны. Она что-то вяжет, вяжет короткими маленькими спицами.
– Ты готова? – не поднимая головы, спрашивает меня она.
– Готова? К чему?
– К тому, что ты должна сделать.
Женщина поднимает повыше свои спицы. И я вижу, что это не обычные спицы, это пальцы. Мои пальцы.
– Отдай их! – кричу я, но она смеется и срывает с моих пальцев пряжу, бросает ее в меня. Пряжа прилипает ко мне, словно некий паразит, опутывает мне лицо. Я не могу дышать.
–
Это голос папы. Я борюсь с пряжей, отчаянно пытаясь оторвать ее от своего рта.
–
Старуха тычет в меня своими спицами, я пригибаюсь, отрывая ото рта пряжу, – и проваливаюсь в глубокий колодец, что вдруг открывается у моих ног.
Я просыпаюсь не в своей спальне, а под холодным ночным небом. Мне нужна пара мгновений, чтобы сориентироваться. Я сижу на земле в маленьком дворике за нашим домом. С другой стороны дома до меня доносится неясный шум. Уличные фонари необычно мигают. Нет, это не фонари, это огонь. Снова кто-то кричит, а потом слышно, как разбивается стекло.
Как только я с трудом поднимаюсь на ноги, из задней двери выскакивают папа и Олли.
– Ты проснулась, слава богу! – говорит папа. – Я думал, шум безобразий тебя уж точно разбудит, но ты умеешь поспать.
– Там настоящее побоище, – поясняет Олли. – Огромная толпа.
Я смотрю на калитку, что ведет из нашего заднего садика в маленький темный проулок.
– Мы можем выйти там, но куда мы пойдем? И как нам остаться незамеченными?
– На дороге машина, – говорит папа. – Я подумал о плане бегства на случай, если произойдет что-то такое, но не предполагал, что от машины нас отрежут. Я думал, мы сообразим заранее. Глупо с моей стороны.
– Подождите здесь! – Я бросаюсь в дом, несмотря на протесты родных.
Взбегаю наверх, в свою комнату, выключаю свет, чтобы толпа меня не увидела. Рассовываю по карманам несколько вещей, хватаю рюкзак, набиваю его как можно быстрее. Прошло всего нескольких минут, но папа уже пытается войти в дом и найти меня, хотя Олли и просит папу довериться мне.
– Вот! – Я подаю Олли куртку с капюшоном и надеваю такую же.
Папе я даю бейсболку и старый полицейский мундир Клемми, который она отдала нам с Олли сто лет назад, надеясь, что мы сочтем его крутым маскарадным костюмом.
– Тесноват, – напряженно улыбается папа. – Но я понял. Умная девочка.
Я показываю им другие предметы, которые запихнула в рюкзак: немного сменной одежды, пакеты с закусками из буфета и несколько маминых вещей, включая ее дневники. Когда папа смотрит куда-то в сторону, я отдаю Олли его портал.
– А теперь наберем камней, – говорит Олли, шаря по земле.