Тьма и золото полуночи

– Можем мы прогуляться? – спрашивает Самсон после того, как унес свою тарелку в раковину и помыл ее. – Мне хочется кое-что показать вам с Олли.

Я смотрю на папу, а он лишь пожимает плечами.

– Конечно, – отвечаю я.

Пока Олли и Самсон надевают куртки и кроссовки, я загоняю папу в угол.

– Почему ты был с ним так груб?

Папа смотрит на меня:

– Милая, я не собирался быть грубым, я просто удивился. Ты, вообще-то, могла бы и сказать мне, что с кем-то встречаешься.

Я теряюсь. Выражения искренней боли на лице папы достаточно для того, чтобы усомниться во всех моих предположениях.

– Но ты не против того, что у меня появился друг?

– Тебе семнадцать, конечно, я не против. Он кажется приятным парнем. Мне просто хотелось бы познакомиться с ним после того, как я хотя бы принял душ, вот и все.

Получив выговор, я спешу догнать брата и любимого, беру Самсона за руку, как будто мы все это время постоянно встречались в Итхре, и это вовсе не что-то вроде первого свидания.

– Там, – говорит он наконец, показывая на дом в боковой улочке.

Стена покрыта граффити – дурными граффити, просто мазня, никакого искусства. Но потом я вижу, что это не мазня, это надпись. Знакомая надпись.

Похороны бездомного.

2 апреля, церковь Святого Иуды, час дня.

Наши голоса не заглушить.

– Это наше послание, – усмехается Олли. – Это ты сделал, Самсон?

– Боже, нет, уж поверь! – отвечает Самсон. – На этой стене не разрешается рисовать, это было бы незаконно.

Я смеюсь:

– Тогда кто это сделал, как ты думаешь?

– Разве это важно? Кто-то, кто увидел послание до того, как его удалили. Идем, там есть еще.

Самсон тащит нас через парк и через улицу, и везде мы видим наше послание, иногда это только одно предложение, иногда оно целиком. А иногда к нему добавлена звезда – возможно, тот самый символ, который я добавила к имени лорда Элленби в буклете, или это таны пытаются сказать нам, что это они разнесли сообщение по городу.

Дальше, рядом со станцией метро «Майл-Энд», кто-то добавил к посланию изображение птицы.

– Кто-то из венеуров? – предполагает Олли.

Мы идем дальше. В северной части Лондона рядом с посланием – рисунок глаза, это знак харкеров. Надписи везде, и чем дальше мы идем, тем чаще видим безмолвные слова единения, возникшего между теми, чей дом разрушили, но кто полон решимости найти друг друга. И впервые с момента смерти лорда Элленби я начинаю надеяться.

46

В последний раз я приходила в эту церковь на похороны Рамеша. Он был первым потерянным мной другом, но с тех пор я потеряла многих. Трудно поверить, что он умер всего два года назад. Два года на то, чтобы рухнул мир. Два года на то, чтобы найти такое множество близких людей, и два года на то, чтобы стольких потерять…

Это место кажется подходящим для могилы лорда Элленби. Он не захотел бы оказаться вдалеке от Рамеша и Сайчи, а я готова поспорить, что где-то на этом кладбище лежат и другие таны. Олли уже внутри, разговаривает с женщиной-викарием, рассказывает ей об усопшем.

– Не хочу, чтобы она стала рисовать какую-то жалостную картину, – объясняет он мне потом.

Я жду перед церковью, нервно топчась на месте. Я остро осознаю, что Мидраут должен знать об этих похоронах, раз уж он удалил наше сообщение о них, но поскольку весть разлетелась, пути назад нет. Мы с Олли и Самсоном решили, что риск того стоит.

Мое черное платье не спасает от ветра. Я жалею, что не надела куртку, но весеннее солнце выглядело обманчиво, я не слишком беспокоилась об этом, лишь хотела попасть в церковь вовремя. И не думала о том, придут ли таны.

Первым появляется Самсон и сразу обнимает меня.

– Ты рано, – говорю я ему.

– Тебя это удивляет?

– Ты вообще как? – спрашиваю я.

При всех моих чувствах к лорду Элленби нельзя забывать о том, что Самсон проводил с ним куда больше времени, чем я. Он тоже видел в нем отца. И я знаю, как ему больно.

– Ты иди внутрь, – предлагаю я, понимая, что ему нужно побыть одному и выразить свое уважение.

Самсон целует меня, потом тяжело идет к церкви. Я на несколько минут ухожу к могилам, подбираясь все ближе к тому месту, где спят вечным сном Рамеш и Сайчи. Воздух вокруг меня мерцает, клубок инспайров вплывает сквозь брешь. Он образует призрак – это смеющийся Рамеш. Я тянусь к нему, но он рассыпается, прежде чем я успеваю прикоснуться.

Позади слышится шуршание гравия. Пришел кто-то еще. Я спешу обратно, чтобы увидеть, кто это.

Но там не один человек, а много. Я узнаю почти каждого из них, когда они тянутся сквозь ворота. Впереди Найамх, она, отчаянно потея, катит по булыжникам свое кресло. Рейчел, намного более худая, чем в Аннуне, идет рука об руку с Бандиле и Неризан. За ними мисс Ди, в черном твидовом костюме, она опирается на трость.

Потом появляется целая толпа рееви и венеуров, которых я не знаю по именам, и за ними Джин и Иаза, а дальше – таны из других замков: Кайрис из Кембриджа, Ашер из Оксфорда, и леди Каур из Корнуолла.

Но нет двух, кого я надеялась увидеть. Одна из них – Чарли, хотя всерьез я не ожидала, что она придет. Вторая – Наташа.