Тьма в хрустальной туфельке

– О господи, – проговорила она, постаравшись сесть как можно более прямо, чтобы миссис Клири увидела, что она не носит ребёнка. – Как кто-то мог такое подумать?

Она не могла сказать, испытывала ли пожилая хозяйка облегчение или разочарование. Но как бы там ни было, она подалась вперёд и похлопала Элеонору по колену:

– Мисс Хартли, подобные слухи всегда будут следовать за хорошенькой юной девушкой. Не обращайте внимания. Ведите себя с достоинством и скромностью, и все увидят, что это неправда.

Элеонора изобразила облегчение так хорошо, как только сумела.

– Благодарю вас, миссис Клири. Должна сказать, я испытываю острую потребность в опеке. Я ужасно боюсь совершить какую-нибудь оплошность, тем более теперь, когда миссис Пембрук больше не с нами и мне не на кого равняться. Может быть, у вас есть дочери, которым я могла бы писать и, возможно, просить их советов?

Миссис Клири натянуто улыбнулась:

– Боюсь, у меня не осталось живых детей.

– Мне очень жаль, – ответила Элеонора, отставляя фарфоровую чашку.

– Но если вам понадобится совет, мисс Хартли, непременно приходите ко мне. Я вижу, советы женщины с моим опытом могли бы вам пригодиться.

В груди вспыхнул триумф. Именно на это она и надеялась!

– Это так любезно с вашей стороны, миссис Клири, – проговорила она и ангельски улыбнулась.

С наступлением марта, словно весенние птицы, появились и уличные торговцы. Под водянистым солнечным светом они катили по улице свои тележки с горячим картофелем, выносили вёдра с молоком на порог и размахивали букетами у лиц прохожих. Они толпились у входа на вокзал Виктория, хватая Элеонору за локти, когда она шла через толпу. Продавщица билетов попыталась убедить её взять недельный тур, рябой мальчик лет тринадцати предлагал ей экскурсии по достопримечательностям Лондона, при этом заикаясь и краснея. Мужчина с цветком в петлице попытался увести её в переулок. Элеонора с силой наступила ему на ногу и решительно направилась к Мэйферу, высоко подняв голову, буквально кипя внутри.

В определённом свете Элеонора видела особняк Гранборо таким, каким он был когда-то. Весенний ветер разогнал облака, и когда солнечные лучи упали на стены, её буквально отбросило в прошлое. Искрились камни, сияли перила. Девушка позволила себе вообразить, как лакей в ливрее открывает дверь и зовёт её «мисс Элеонора», приветствуя дома. Но первая вспышка света померкла, и снова водяные разводы на окнах стали похожи на следы слёз, а на бледном камне резко выделялись пятна сажи.

Чарльза там не было.

Элеонора обошла дом вокруг, пока не оказалась под его окном, и всё это время держалась на безопасном расстоянии от дверей. Окно оказалось закрыто, и потому девушка знала, что Чарльза не было – в течение дня он всегда держал окна открытыми. Где же он? Его отослали? Должно быть, так. Мистер Пембрук ведь уже как-то попытался это сделать.

Думать о Чарльзе было всё равно что оказаться в оке бури. Замереть, сохранять идеальное спокойствие – это, казалось, было единственным способом избежать того, чтобы тебя не разорвало на клочки. Элеонора так скучала по нему, что думать о нём могла лишь на расстоянии. Стоит подойти ближе – позволить себе вспомнить синеву его глаз, тепло его рук, обнимающих её, то, как его пальцы сжимали её ладонь, – и всё, что она потеряла, нахлынет на неё, а сомнение расколет все надежды на осколки. Она так сильно любила Чарльза – до сих пор любила, хотя признавать это было больно. Конечно же, он забыл её…

Девушка снова вернулась к передней части дома, глядя вверх, на гостиную, библиотеку, столовую. В окнах было темно. Может, ей стоит оставить какой-нибудь знак, чтобы Чарльз, когда вернётся, понял, что она здесь побывала? Повязать шаль на ветку? Нет. Шаль была его самым первым подарком, и Элеонора не могла с ней расстаться.

Вместо этого она заставила себя искать Лею. В конце концов, она заплатила за проезд в поезде, и теперь может использовать оставшееся время. Может быть, когда она закончит, Чарльз вернётся.

Элеонора отыскала продавщицу супа, но та не видела Лею с самого Нового года. Затем девушка зашла в каждую лавку, описывая подругу, и спрашивала, не видели ли они, как та просила милостыню или спала у дверей. Никто Лею не вспомнил. Подавив свою гордость, Элеонора подходила к каждому входу для торговцев каждого дома на улице. Здесь тоже не повезло. Другие слуги узнавали её как «последний позор особняка Гранборо» и захлопывали двери прямо перед её носом.

Солнце начинало садиться. Элеонора потратила целый день, рыская по улице, и что получила? Болящие ноги, грязный подол и разочарование, висевшее на ней точно цепи призрака Джейкоба Марли[37].