На следующий день прибыл Барнс. На пороге Элеоноры возвышался крупный мужчина средних лет. Выглядел он так, словно его забрали с ближайшей верфи, а потом велели обращаться с девушкой как с леди. Заговорив с Элеонорой, он снял шляпу, а потом прокладывал для неё путь сквозь толпу на Оксфорд-стрит, чтобы её никто не беспокоил. Миссис Клири, должно быть, велела ему присмотреть за девушкой.
Да, это ей понадобится.
Церкви, благотворительные организации, общежития, работные дома и бюро – Элеонора посетила их все и не нашла никаких сведений о Лее. Она прошла по каждой приличной улице и постучала в каждую чистую дверь. Люди, жившие в этих опрятных ухоженных домах, либо никогда не видели Лею, либо предпочитали пройти мимо. Но в Лондоне было немало мест, где можно спрятаться. Крохотные дворы, где теснились узкие домики, борясь за каждый клочок дневного света. Зловонные подвалы, сквозь стены которых просачивались нечистоты. Вонючие переполненные трущобы, где лежали трупы, источавшие вонь, потому что никто не мог позволить себе позвать гробовщика. Зайди Элеонора в любое из этих мест одна, выбраться оттуда невредимой она сумела бы разве что чудом.
Первым таким местом в её списке был переулок Сент-Кристофер, зажатый между Оксфорд-стрит и Вигмор-стрит, словно отсутствующий зуб в улыбке. Да и сам переулок был похож на влажный рот, коричневый, зловонный, вот-вот готовый проглотить незваную гостью целиком. Толстый слой утрамбованной грязи покрывал тротуары, и что-то мерзкое сочилось по стенам. Между окнами на верёвках сушилось грязное бельё. К стене привалился безногий нищий, и Элеонора не могла сказать наверняка, пьян он или уже мёртв.
Переулок был коротким. Теоретически она могла бы добраться до Оксфорд-стрит меньше чем за пять минут. Но некогда большие величественные дома были построены на совесть, с толстыми стенами и заколоченными окнами. И окажись она в одном из этих тёмных высоких домов, никто не услышит её крик.
– Что ж, – сказала девушка, подбирая юбки, чтобы не запачкались, – полагаю, пора приступать.
Они подошли к ближайшей двери и постучали – никто не ответил. Барнс задумчиво посмотрел на грязные ставни и толкнул их, открывая. На несколько мгновений он задержал Элеонору, а потом они вошли внутрь.
Все половицы были содраны, обнажая грязь под полом. Мягкие шторы разделяли комнату на несколько частей, впитывая запах дыма и сырости. Барнс зашагал через комнату и дёрнул ближайшую занавеску. Что-то кубарем отлетело в угол. Раздался крик. Элеонора увидела перепуганную еврейскую семью. Люди жались друг к другу, умоляя на языке, которого она не знала.
– Вы понимаете, что они говорят? – спросила девушка, но Барнс лишь покачал головой.
Следующий дом оказался немногим лучше. На чердаке жил старый одноногий солдат, а его комната была полна щебечущими певчими птицами. На среднем этаже они обнаружили девятилетнюю девочку, поившую дюжину младенцев джином, а на первом этаже расположился целый улей из закрытых занавесями клетушек. В каждой были узкая койка и несколько уставших женщин.
Рядом оказалась просторная прачечная, наполненная звонкими медными котлами и дрожащими трубами. Затем была комната, где хромая старуха варила в нескольких чанах апельсины. Потом – игровой притон, полный голубого дыма. Элеонора уже очень хотела вырваться к клочку дневного света на другом конце улицы. Верёвки для белья над головой были похожи на сеть.
Барнс вытащил из куртки короткую дубинку и стучал ею по каждой двери. Элеонора поняла, что это был его талисман. Стук обёрнутого в кожу предмета по дереву сообщал другим, что он вооружён. Компания моряков ввалилась во второй дом, и слишком поздно Элеонора поняла, что это был за дом. Что-то выплеснулось из окна – Барнс успел оттащить девушку с дороги. Засмеялся ребёнок, потом послышался шлепок.
Грязные дети, косолапые нищие, исхудавшие мужчины с запавшими глазами, женщины, у которых было слишком много детей и явно не хватало денег. Элеонора чувствовала на лице их полные отчаяния взгляды и сейчас больше всего на свете хотела оказаться рядом с Чарльзом. Как легко было бы отступить в его мягкий тёплый мир, где другие люди готовили ему еду и стирали его одежду. Там она могла быть весёлой, красивой, интригующей, а здесь? В ней видели жертву? Угрозу? Может быть, кто-то из этих людей считал её инспектором, которого прислали, чтобы забрать у них детей?
Наконец Элеонора и Барнс добрались до другой стороны переулка. Дубинка исчезла в куртке Барнса. Элеонора стояла в ярком утреннем мартовском свете, вся дрожа. Её платье было всё перепачкано, и всё тело казалось липким. При этом она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы найти Лею.
Пошарив в сумочке, она извлекла монету и вложила в ладонь Барнса:
– Благодарю, Барнс. Прошу простить, мне нужно закончить одно дело.
Элеонора знала, что не должна была. Будет только хуже. Но всё же она пошла к особняку Гранборо и долго смотрела на неосвещённые окна.