То, что случилось летом

Петька помнил, как в доме обновилась мебель, как мама начала носить новые, красивые платья, когда была стройка особняка. Да и вся деревня будто приободрилась: люди стали заниматься внешним обликом своих участков. Ходили слухи, что этот «городской» – первый из многих, будто скоро они потянутся в эти места вереницей и поселок превратится в элитный курорт. Так продолжалось два года, а потом особняк был закончен. Эдуард Викторович расплатился со всеми по счетам и уехал к себе, в столицу. С той поры прошло вот уже лет пять, и никто его не видел. Но все равно продолжали говорить, будто бы планы у него на их поселок грандиозные. Баб-Нюра это точно знала, практически из первых уст! Она достаточно быстро свела знакомство с экономкой, которая присматривала за особняком, и чуть ли не каждое воскресенье на большом базаре распускала во всей красе хвост из сплетен. То особняк был подарком жене, то – любовнице. То летней резиденцией, то – зимней. То «городской» собирался выкупить землю под лесополосой и построить элитный коттеджный поселок (в этом-то захолустье!), то оказывалось, что он вообще продает свой участок. Один период говорили, будто он договаривается с частными столичными школами, чтобы выкупить старую турбазу и вместо нее организовать детский оздоровительный лагерь. Словом, за эти годы какие кости только ни перемыли Эдуарду Викторовичу, однако и лесополоса была на месте, и турбаза, и особняк оставался его собственностью. За последний год о «городском» слегка подзабыли – и тут на тебе!..

Петька влетел на полной скорости в комнату, которая стала уже практически его собственной. Предвкушение переполняло его радостным нетерпением: хотелось сразу и в библиотеку, и на работу пробоваться, и вообще!.. Мальчишку распирало: казалось, будто все наконец складывается как надо. Он воображал себя маленьким работником, который будет помогать старшим и учиться у них. Когда-то, во времена Советского Союза, в их поселке были большие конюшни, в напоминание о которых остались мрачные бараки с широкими, вечно запертыми дверями. Еще были коровники, поля, было хозяйство… вот только возделывать землю в степи – это постоянно бороться с природой: почва песчаная, ветра, ее раздувающие, жаркое солнце. Коровы обязательно найдут или жесткие колючки, или горькие травы, вроде полыни, из-за чего молоко приобретает специфический привкус. Зимой же, наоборот, земля промерзает до самых своих костей, а влажный из-за близости моря воздух царапает горло.

И все же, вот – нашелся благодетель! Петькин отец именно так и называл Эдуарда Викторовича, хотя и говорил о его «неуютной странности». Теперь и сам Петька был готов назвать этого человека спасителем – пусть только возьмет на работу! Мальчишка привалился спиной к стене и заулыбался. Он уже мечтал о том, как получит первую настоящую зарплату и придет домой настоящим героем. «Вот, – скажет он матери, – теперь я смогу о тебе позаботиться!» – и уже новый-папа бежит прочь через его, Петькину, скрипучую калитку.

В комнате кто-то был. Мальчишка замер, уставившись на свой угол. Сердце ухнуло куда-то в пах, пропустив пару тактов, а потом заколотилось как бешеное. Он пытался осмыслить фигуру, нависшую в тени над плащ-палаткой, узнать ее, но черты, вроде бы человеческие, были нечеткими и волновались, меняясь. «Призрак?» – скользнуло прикосновение ужаса в мозгу. От страха рука расслабилась, и мокрая одежда смачно шлепнулась на пол. Тень всколыхнулась, вскидывая голову. Ее очертания стали плотнее, будто взгляд Петьки делал ее реальнее. Мальчишка почувствовал, как нечто забралось в его мысли и стало что-то откапывать. Или это он сам искал что-нибудь ужасное, что-то, что его пугало? Кто перебирал в его голове образ за образом: монстров, чудовищ, людей? В основании черепа просочился неприятный звук: словно шуршание песка или прихлебывание чая. Нечто среднее. Тень вздрогнула.

– За… беленькой?.. – бесцветный голос был таким слабым, что Петька подумал, будто это воображение. У тени были два карих птичьих глаза и рот галкой, с оттянутыми до ушей уголками. Это лицо странным образом напоминало голову горлицы. Стоило мальчишке подметить это сходство, как нижняя часть лица вытянулась вперед, нос сгладился – остались только ноздри, а рот теперь был куда как больше похож на клюв. – Петя!..

Вскрик матери, красный язык за окостеневшими губами. Угловатые плечи, неловкие руки с черными птичьими когтями. Мальчишка отскочил назад, в коридор – тень тянула к нему бледные узкие кисти, будто предлагая обнять. В ее глазах было какое-то невнятное желание среди тупой пустоты. Приголубить? Задушить? Съесть? Что она хотела от него!..

– У… убирайся! – Петька нашарил рукой какой-то обломок деревяшки и запустил в полет, целясь в высокий лоб. – Исчезни!