То ли ангел, то ли бес

Валя натянула капюшон на голову Андрея. На нем резиновые сапожки, так что не промокнет. Сама она в обычном драповом пальто и замшевых сапогах. И шарфа нет, хотя она обычно носит его: большой, с кистями, он может защитить от ветра и на время от дождя. Плевать! А на Светку нет. Как бы не отсырела. Нужно найти навес, под которым можно спрятаться. Да, можно остаться тут и поиграть под козырьком, но на первом этаже живет злобная женщина в возрасте по имени Галина. Она извела всех соседей, которые осмеливались немного пошуметь. Поэтому Валя направилась к небольшому скверу. Совсем крохотному. Пара десятков деревьев, три скамейки и старая афишная тумба. Когда-то давно рядом был детский театр. Валя девочкой ходила туда заниматься. Сквер разбили возле него. Но помещение обветшало, его снесли. А тумба осталась. И она имела крышу. Под ней можно было спрятаться от дождя.

К удивлению Валентины, сын послушно шел за ней. Даже позволял держать себя за руку. Его лапка была, как всегда, очень холодной. Но ее лишь чуть теплее. Они дошли до тумбы, встали под нее. Валя достала скрипку из футляра, дала его сыну, чтобы держал, и начала играть.

Музыка… Она всегда волшебно действовала на Валю. Играя, она переставала быть обычной женщиной с кучей проблем, она становилась феей, способной творить волшебство. Среди исполнителей, даже известных, есть те, что посвящают себя игре на инструменте лишь потому, что у них это получается лучше, чем остальное. Она же жила музыкой. Та пронизывала ее. Как-то, когда она болела гриппом и температура была под сорок, Валя чихнула, и ей показалось, что изо рта брызнули ноты, а не слюна. Понятно, это было видение, вызванное жаром, но она нашла в нем логику.

Нужно было посвятить себя музыке, думала Валя, упиваясь игрой. Только ей. Не выходить замуж, не заводить детей. Если бы не они, она выступала бы сейчас. Быть может, стала бы первой скрипкой. Не довольствовалась бы преподаванием, вечерним пиликанием колыбельных и нервным, если не сказать истеричным, запилом на улице под дождем.

Валя перестала играть, когда ее пальцы заледенели. Они уже не слушались, и она опустила смычок и скрипку. Ей стало легче, но ненамного. Так дальше жить нельзя. Надо что-то делать с Андрюшей. Он не просто обуза. Мальчик опасен. Его нужно куда-то пристраивать…

Кстати, где он?

Стоял же рядом, держал футляр… А теперь нет!

— Андрюша, — позвала Валентина.

Никакого ответа. Кто бы сомневался. Он обошел тумбу, прислонился к ней лбом и ушел в себя.

И почему врачи не диагностируют аутизм? Он же ведет себя как ребенок, страдающий этой болезнью. А они говорят, никаких признаков. Как и серьезных психических болезней. Всего лишь отклонения.

— Андрей! — крикнула Валя, когда не обнаружила сына за тумбой. Он вышел из-под крыши и куда-то направился. А она и не заметила.

Валентина выскочила под дождь, который усилился. Стала озираться. Маленькую фигурку увидела через несколько секунд. Сын стоял возле фонаря. Свет лился на него, но из-за капюшона, опущенного до носа, лица не было видно. Андрей держал футляр на вытянутой руке. Валя не сразу поняла, что он намерен сделать…

— Нет, нет, не надо, сынок! — взвыла она. Но ребенок разбил футляр об столб. Несколько раз ударил, потом бросил и побежал в темноту.

Валентина заорала. Выплюнула из себя нечленораздельный звук — и визг, и рычание, и стон.

За что ей это? Почему небеса послали этого дьяволенка именно ей? Не такой уж она плохой человек!

Футляром она дорожила не меньше, чем Светкой. Не антикварный, но со своей историей, выполненный из красного дерева, он был ценен не этим. Его ей бабушка подарила. А теперь этот дорогой сердцу презент валяется разбитым в луже.

Валя подошла к нему. Присела на корточки. Может, его отдать в ремонт и восстановить? Но нет. Трехлетний ребенок изуродовал футляр так, что его можно похоронить, как разорвавшихся на мине солдатиков. Сколько же в нем силы? И ненависти. За один день он искалечил человека, игрушку и футляр…

Сколько она так просидела? Потом она пыталась вспомнить, но не смогла. Вряд ли долго. Дождь лил и лил, и она все мерзла под ледяными каплями, а в замшевых сапогах хлюпала вода.

Нужно идти, говорила она себе. Нет, бежать. За сыном. Он шустрый и уже далеко унесся. А в трехстах метрах шоссе. Как бы не попал под машину. Да и других опасностей на пустых темных улицах для маленького человечка полно. Самая большая — это котлован, вырытый еще летом. К осени должны были закопать, но, как всегда, не успели к сроку. Через него перебросили две доски для тех, кому лень обходить. Они хлипкие, а сейчас еще и мокрые.

Но Валя все сидела на корточках над разбитым футляром. Знала, нужно догонять сына. Нужно! Это ее долг. Но какая-то часть ее, темная, потаенная, шептала: «Дай ему убежать. Пусть попадет под машину или свалится в котлован! Без него и твоя жизнь, и Ксюшина станет не просто легче, много счастливее…»