То, во что верят все. Сказка об иудейской королеве-колдунье и её четырёх смертях

— Кстати, она отлично со всеми управляется. Никогда не думал, что такое возможно: унять вечную грызню берберских кланов, да ещё объединить в одной армии иудеев и наших еретиков, да чтоб они все друг друга не переубивали…

— Прямо «И возляжет лев с агнцем»,— пробурчали негромко из недр пёстрого монолита.

— Королева на тебя посмотрит разок, и возляжешь, с кем прикажут,— прошептал старший. В недрах монолита хихикнули.

Занавесь ведущего во внутренние покои проёма отдёрнулась, и в зал вдавился Аместан. Голоса смолкли.

Аместан как всегда глядел куда-то поверх людских голов. Он слегка кивнул, должно быть поздоровавшись с длинной трещиной, уже давно нашедшей себе приют почти под самым потолком, нежно, но мимолётно, погладил стену. Постоял ещё немного, рассеянно обшаривая взглядом стены, а потом неохотно двинулся прямо на толпу.

Посланник Королевы каким-то чудом миновал подавшихся к нему послов Империи, и оказался прямо напротив карфагенян.

— Королева,— плавно послал он свой голос немного мимо них,— передаёт правителям великого Города привет и пожелание процветания, но заявляет, что она не намерена делать Карфаген столицей своего королевства, и будет управлять Тамазгой из Тиздра.

После этих слов в воздухе повисло такое удивление, что он почти звенел.

— Землю Карфагена выманили у имазиген в незапамятные времена, а населяли его всегда чужаки, этот город никогда не принадлежал нам. Пусть сделка была совершена с помощью хитрости, это ничего не меняет.[6] В дни правления Королевы Дихьи чужое не будет взято. Город принадлежит живущим в нём.

Повисшее под потолком всеобщее удивление оборвалось, как чьё-то сердце в груди, но ещё не упало.

— Поэтому жителям Города будет оказана всемерная помощь в отстройке зданий, водопроводов и всего, необходимого для жизни, но свои дворцы и храмы они будут возводить сами и на свои средства.

В зале надолго воцарилась тишина, но Аместан не уходил и спокойно ждал. Взгляды ошарашенных карфагенян шарили вокруг, но нигде не могли найти подсказки, что сказать в ответ. Пока их глава не наткнулся на горящий взгляд старшего из византийцев, и сразу пришёл в себя.

— Если так, если Королева считает, что… её власть не простирается на Город, то… хотя её покровительства нам достаточно, но… стало уже традицией, что…

Его никто не прерывал. Аместан стоял неподвижный, как стенка. Буйный ветер из глаз византийского посла словно прибивал говорящего к этой живой стенке, и только она не давала тому улететь.

— Не будет ли Королева против, если мы призовём византийцев и в Городе будет стоять их гарнизон? — карфагенянин наконец нырнул в пучину. Казалось, ромейский монолит стал таким тяжёлым, что сейчас проломит пол.— В конце концов, Город так долго был под властью Империи, наладились связи…

— Королева не против,— легко согласился Аместан. Византийцы смотрели на него во все глаза. Он поклонился им, поклонился послам Карфагена и выплыл из зала. За его спиной нарастал шум.

— Нам, конечно, это выгодно, но это что — разумная политика?! — пробурчал кто-то из давешних спорщиков.

— Молчать! — словно прихлопнул его окриком посол, неподвижно глядя вслед Аместану. Его взгляд не выражал особой радости, зато в нём было много понимания и даже некоторая зависть.

***

Давид старался гадать по своей книге так часто, как только мог, поочерёдно на масле и на зеркале, но результат был удручающий.

Каждый раз он погружался, как в кипящее масло, в жаркое, жёлтое, воняющее гарью марево. На этот раз в видении горело всё, от края до края. Казалось, что горит вся Тамазга. Люди мелькали чёрными тенями, ползали мириадами чёрных муравьёв и рушили, рушили, крушили, жгли. Сотни молотов жадно крошили чёрствые буханки крепостей и городов, огонь вылизывал колючим языком чёрные сады и поля. Время от времени в его видении появлялась стоящая на скале огромная женщина, глядящая вниз на весь этот хаос. «Королева» — шептал кто-то ему на ухо чуть слышно. Он выныривал из видения весь мокрый от пота, а потом его знобило весь день, потому что обычный воздух казался слишком холодным по сравнению с жёлтым воздухом его видений.

Самое жуткое, что его видения имели странный отклик в яви: ходили дикие, но упорные слухи, что Королева заявила, будто арабов привлекает богатство Тамазги, и остановить их можно только избавившись от этого богатства — сравняв с землёй крепости, выкорчевав сады и спалив поля. И, якобы, она отдала приказ так и поступить. Бред, какого раньше никто не слыхивал. Но люди продолжали шептаться, а однажды он стал свидетелем дикой поножовщины на небольшом базаре, где верившие и не верившие в разговоры о Королеве устроили между собой беспощадную резню.

В одном доме, где он гостил, домочадцы перессорились, пытаясь выяснить, отдала Королева Карфаген его жителям и ромеям, возложив на их плечи заботы о городе, или велела его разрушить.

Кроме того, почти каждую ночь Давиду снился один и тот же сон.