То, во что верят все. Сказка об иудейской королеве-колдунье и её четырёх смертях

— Ага, я видел, как ты наслаждался… Кстати, а это правда, что Халид привёз к Хасану двух сыновей Королевы, которые по её приказу приняли нашу веру, и попросил для них пощады?

В ответ раздались сдержанные смешки. Интересно, какой дурак пустил этот совершенно бредовый слух? Все знали, что один из сыновей Королевы Дихьи погиб ещё при Акселе, а второго, как утверждали шпионы, она отправила на границу гор Дальнего Запада и пустыни готовить место для отступления. Место, где их будут поддерживать племена пустыни, Кель-Тамашек, «синие люди»[7]. Место, куда ещё много лет не сунется ни один мусульманин.

***

Тиздр, Тиздр, Тиздр… По слухам, армия Королевы прорывалась к Тиздру, к Колизею. Он должен был выяснить, жива ли Королева и в каком смысле она жива. Или мертва. Иначе всё вообще не имело смысла. Голова горела, в ней плескалась горячая, прогорклая каша непонимания и, кажется, болезни. Он скакал полночи и почти добрался до места. Правда, что делать дальше было неясно: где искать Королеву, как с ней говорить, о чём? Или не говорить, узнать из вторых рук? Бред, бред! Уже почти ничего не соображая, Давид нашёл пустую пещеру и завалился спать.

Ночь лежала на Давиде, как тяжеленная, плоская и колючая каменная плита. Окончательно задохнувшись под этой безнадёжной тяжестью, Давид поднялся и, пошатываясь со сна и от слабости, отправился на воздух.

Воздух большого облегчения не принёс: пещера, в которой заночевал Давид, находилась почти на самом побережье, а там как раз коптили рыбу, и жуткая вонь расходилась во все стороны мутным, едким туманом. Но возвращаться в пещеру было невыносимо, и он отправился бродить. Впрочем, какое-то время ему казалось, что он отправился искать место, где можно справить нужду, и тут же заблудился в одинаковых холмах.

Он совершенно не удивился, когда выяснилось, что пещера, в которую он с таким облегчением зашёл несколько минут назад, посчитав её своей, оказалась началом неизвестно куда ведущего прохода. Из непонятного, сонного упрямства, он не повернул назад, зато через некоторое время повернул влево, потом ещё куда-то и ещё, пока не заблудился.

Страх быстро растормошил Давида своими жёсткими, холодными лапами, как скорлупу с яйца содрав с него тёплую одурь. Вокруг были шершавые стены с отдушинами, через которые струился мутный воздух чуть более светлый, чем тьма вокруг. Густая тьма сзади приглашала в обратный путь, впереди — в неизвестную даль. Давид благоразумно двинулся назад, но через некоторое время понял, что выбор ему предоставили мнимый: ему отсюда не выйти, куда бы он не пошёл.

Руки судорожно дёрнулись к боку, и тут же расслабились: сумка со свитком была при нём. Он ведь в последнее время всегда так и спал с этой колючей, задубелой сумкой на боку. Так что одежда, например, была на нём не вся, а свиток — вот он, здесь. Ну что ж…

Непонятно было только одно: как он всё видит без света? Вокруг давно не было никаких отдушин, а он всё видел, словно держал в руках слабенький огонёк. Несколько вялых шлепков по лицу развеяли надежду, что он всё-таки спит, и Давид, махнув рукой на тайну, отправился дальше.

Он ещё долго блуждал, пока ноги не загудели от усталости и не перестали сгибаться. Страх смерти давно стал ощущаться как нечто вроде смутного позыва к тошноте, доходившего до сознания сквозь странное отупение, так что совершенно не мешал лечь где-нибудь поблизости и начать дожидаться конца.

И вдруг Давиду показалось, что он видит едва различимый отсвет на стене. Через пару минут он уже осторожно заглядывал в маленькое освещённое помещение.

Вокруг тлеющих алым угольков скрючились четыре тёмные, тощие фигуры. Приглядевшись, Давид понял, что они похожи на измождённых химьяритов: тонкие, длинные, обтянутые кожей лица с запавшими глазами в поллица и жёлтыми белками, с торчащими белыми зубами и спутанными гривами. Вокруг стоял невыносимый запах горелой рыбы, которую живьём сунули в костёр.

Один из сидящих заворочался, повернулся набок и слегка прополз в сторону Давида, цепляясь за камни тонкой когтистой рукой, заставив того отпрянуть.

От движения почему-то разворошились угли и из них показался… жутко обгоревший рыбий хвост, который, оказывается, был нижней половиной тела подвинувшегося существа. Давид застыл не в силах двинуться.

— Дальше иди один…— Существо говорило, будто выплёвывало изо рта горсть мелких косточек. А смотрело оно, почему-то, Давиду за спину. Давид быстро обернулся и обомлел.

За его спиной стояло существо, похожее на огромную лошадь муторно-серого цвета, цвета безнадёжно мёртвого камня, какого в обычной жизни и не встретишь. Беззубая лошадиная морда тянулась к Давиду, словно он был пучком травы, а чёрные, запавшие глаза медленно выматывали из него душу.