То, во что верят все. Сказка об иудейской королеве-колдунье и её четырёх смертях

Давид сидел на земле и, моргая, глядел на пожар. Видение сбылось, только горела не часть Города, он пылал сразу в нескольких местах, почти весь. Произошедшее не помещалось в голове: кто бы мог подумать, что мусульмане возьмут Карфаген!

Значит, Книга лгала, вернее, по-детски подвирала, мешая откровенную ложь с убедительной полуправдой. Она всё ещё оставалась неприрученным зверем, но кроме неё у Давида ничего не осталось. Он привязался к кожаному ужасу как к медвежонку-людоеду и не собирался его бросать.

***

Тёмная, глубокая ночь. На высоком, неровном холме стоял небольшой, приземистый, домик. Из раскрытой двери косо выпали прямоугольная плита тусклого света и несколько странных теней, осторожно отброшенных обычной домашней утварью. Каменная лавочка перед входом, рядом — круглый камень-стол. Несколько похожих на перевитые венами худые руки деревьев поднялись вокруг.

На лавочке, на земле возле неё и стола, на торчащем из земли тонком пеньке сидели штук восемь детей. Их силуэты едва угадывались, и приподнятые лица едва светились словно отражения. Высокая женщина вешала маленькие лампадки на ветки, ставила на стол, на выступ под окошком и тихо, нараспев рассказывала сказку.

Недалеко в заросших жёсткой травой и кустами холмах бесшумно появилась бледная рябь и потекла к тропинке. Скоро донёсся странный, лёгкий перестук и на тропинку между тремя сгорбившимися над своей загадочной судьбой склонами легла кривая, зазубренная тень. Страшный, закутанный в чёрное всадник на верблюжьем скелете легко двинулся на свет.

Женщина что-то пела и, тихонько посмеиваясь, говорила на разные голоса, гуляя между бледными пятнышками детских лиц как между фонариками, вроде тех, что развесила сама. Она легко притрагивалась то к неподвижному лицу, то к лампадке, лампадки начинали раскачиваться, покачивались руки-деревья и чёрный, бархатный воздух.

Из сырых канав в холмах, из-под затянутых паутиной корней выбирались упругие, длинные твари, и, странно прыгая, двигались к холму с домиком. Жилистые, сухие, будто вяленые и обрубленные с одного края тела, несли слишком большие головы с одним глазом, из зловонных пастей иглами торчали зубы. Твари ловко прыгали на одной ноге, оскальзывались на сырой траве и падали, но продолжали упорно ползти, цепляясь за траву одной рукой, похожие на идущую по земле на нерест рыбу.

Судя по ставшему низким и особо певучим голосу женщины, она теперь рассказывала что-то страшное и интересное, и, казалось, свет слабее отражался от неподвижных детских щёк и лбов. Нехотя шевельнулись листья, кривая, зазубренная тень чиркнула по присевшей от ужаса траве. За низкой оградой свет мазнул по верблюжьему скелету и даже немного по глухой, чёрной хламиде сидящего на его спине существа. Голодное рыбье шлёпанье и смрад кишели с другой стороны оградки, готовые перепрыгнуть её каждый миг.

— …А пришлых демонов нам не нужно,— нараспев проговорила женщина, будто продолжая свою сказку,— У нас и своих как песка. Да и не приживутся они тут. Здесь где-то, в этих холмах, ходит дух моей прабабки… Думаю, если она повстречает это ничтожество верхом на косточках, ему будет не на чем ездить и нечем покрыться.

Холодный и насмешливый женский голос смыл призрака, как студёная вода смывает прах. Хищное копошение с другой стороны тоже затихло. В узком входе во двор, отмеченном двумя большими камнями, неожиданно появился высокий, сухощавый мужчина и, скромно улыбаясь, осторожно пошёл к каменному столу.

— Таким образом меряться со мной силами тоже не надо,— высокая, статная женщина в тяжёлой и яркой берберской одежде стояла недалеко от освещённой двери, слегка вытянув вперёд правую руку.

В её пальцах, сжатый за тонкую шею, висел короткий, но явно тяжёлый волнистый меч-флисса, и по-птичьи смотрел на гостя глазом на клювастом навершии.

Мужчина постоял в нерешительности, потом ткнул куда-то в одежду покрытой рукавом рукой, и неизвестное оружие, так и не показавшись, спряталось в складках. Потом пришелец резко посмотрел в сторону стола и остолбенел.

Никаких детей там не было. Застывшие бледные лица погасли, словно лунные блики на стене. То, что казалось слабыми намёками на фигурки, оказалось тенями от веток.

— Я бездетна. И живу на отшибе. А иногда так хочется рассказать детям сказку.

На незваного гостя мало что могло подействовать, но тут его, кажется, проняло.

— Меня зовут Малик,— в его голосе явно звучала неловкость.

— Меня зовут Маркунда. Правда, я такая же «Маркунда», как ты «Малик».

Мужчина снова замешкался.

— Я хотел предложить союз в одном деле.

— Сначала нападаешь, а когда ничего не получается, предлагаешь союз? К тому же вы, арабы, не соблюдаете договоров.

— Я не араб, египтянин. Я договоры соблюдаю. А насчёт нападения… Это лучший способ узнать, достойный ли перед тобой союзник.

— Ну-ну… Значит, принял ислам и побежал за добычей?

— Вы все скоро сделаете то же самое…

— Все, да не все… Так что за дело?

— Книга.

— Зачем мне какая-то книга?