То, во что верят все. Сказка об иудейской королеве-колдунье и её четырёх смертях

На полупустой базарной площади присыпанные красновато-золотой, зернистой мукой уходящего дня люди еле двигались. Было спокойно, томительно и немного тоскливо, пахло горячей едой и горькими травами. Бархатные тени обещали спокойную, и такую же томительную ночь. Хотелось одновременно остаться здесь навсегда ленивым, со всеми знакомым обывателем и сжечь это скучное место дотла.

Вдруг Маркунда сильно дёрнула Малика за рукав и кивнула на противоположный конец площади. И он сразу увидел молодого, всклокоченного иудея, сонно слоняющегося возле прилавков с таким видом, будто он ещё не решил: то ли купить чего-нибудь, то ли самому продаться в рабство. Конечно, это был он. Малик сразу заметил потрёпанную суму. Наверняка в ней…

Маркунда быстро развернулась и широкими шагами отправилась к видневшемуся невдалеке закутку между двумя закрытыми лавками. Малик проскользнул следом за ней в пахнущее гнилыми, нагретыми солнцем овощами пространство, но сказать ничего не успел: колдунья сложилась пополам, упала и съёжилась на земле, накрывшись плащом.

— Тебе плохо? — Малик так быстро к ней кинулся, что даже сам не успел понять, как очутился рядом на камнях.

— Придётся быть немного подлой,— ответила колдунья, быстро выпрямляясь.

Выглядела она теперь как довольно приятная молодая невысокая иудейка с удивлённо выгнутыми бровями и замкнутым, немного слишком строгим лицом. Малик перевёл дух, прорычал что-то невнятное и тоже поднялся на ноги. Вернее, на ноги поднялся не совсем он, а долговязый, смуглый парень, судя по одежде и движениям — слуга.

— Ого! — уважительно поглядела на него Маркунда.

— И что дальше? — поднял брови Малик.

— Так выглядит его жена,— усмехнулась в ответ женщина.

— Откуда ты знаешь?

— Прабабка показала.

Египтянин поёжился. После их первого разговора, в ту же ночь, под утро Маркунда ушла в укрытые туманом холмы. Входной полог она сорвала и бросила на землю у порога, велев ни за что не закрывать вход. Сказала, что уходит просить помощи у прабабки, и если вход в дом будет закрыт — она не сможет вернуться. Через некоторое время лежащая вытянутой кучей ткань стала напоминать ему то готовый встать труп, то огромного шакала. Потом началось такое, что дважды Малик был готов прибить полог к косякам парой ножей и будь что будет. Не прибил.

Они снова вышли на площадь и огляделись. Иудей продвинулся ровно на одну лавку влево, и выглядел как человек, каждый миг готовый потерять сознание.

Маркунда медленно пошла наискосок от иудея, скромно глядя себе под ноги. Малик с удивлением почувствовал, как его бесит эта чисто женская расчётливость, уверенность, что её заметит тот, кто нужно. Он шёл за ней сзади на некотором удалении, как и положено слуге.

— Евдокия?! Эй!!!

Всклокоченный иудей нёсся к ним, куда только девалась его сонливость. Ничего, казалось, не изменилось, но Малик почувствовал, что его спутница вдвое ускорила шаг. Они влетели в узкий, резко обрывающийся вниз темнеющий переулок. Иудей нагонял. Маркунда уверенно свернула раз, другой, Малик одобрительно хмыкнул: он тоже чувствовал, что они направляются в безлюдные места. Так и было: маленький дворик, дом слева заброшен, дом слева — пуст.

— Евдокия!

Вот и всё. Иудей медленно, смущённо улыбаясь шёл к женщине, а она молча, пристально смотрела на него без всякого выражения на лице.

— Я…

Она слишком часто поправляет локон у правого виска, подумал колдун. И тут он понял — это охранный жест! Маркунда отмахивалась, словно от комаров, от злобной мелкой нечисти, кишевшей вокруг иудея. Малик и сам вдруг почувствовал себя окружённым голодными крысами или мелкими гиенами. Его рука сама нырнула в спрятанный под одеждой мешочек за горстью толчёного угля, он махнул ей, отгоняя готовых вцепиться тварей… И заметил, что иудей заворожённо смотрит на «поправляющую локон» руку «жены». Он не мог не знать этот жест.

— Ты…

Иудей бросился бежать. Маркунда молча ринулась следом, походя сбросив чужое обличье. Малик последовал её примеру.

Они проскочили селение насквозь и оказались на вершине пологого, заросшего высокой травой склона. Весь склон был залит тёмно-золотым, изматывающим душу светом, воспоминанием о дневном жаре, примерно на середине склона стояла небольшая роща, а вокруг неё были разбросаны несколько куп деревьев. Тёмные тени между пёстрыми стволами и у чёрных корней казались ледяными.

Преследователи успели заметить, как тощая фигура с всклокоченными волосами со всего маху вбегает в рощу, и понеслись следом.

Вдруг впереди раздался скрипучий, визгливый смех и из травы мгновенно появились, словно выпрыгнули из ниоткуда, пять скрюченных фигур, напоминающих богомолов, одетых в коричневые плащи-лохмотья с драными капюшонами. Малик тут же отпрыгнул назад и с басовитым лязганьем извлёк странный, покрытый зелёной, белой и рыжей плесенью клинок. Они заранее договорились: если что — она смотрит, он сражается. Фигуры дёргались в такт заливистому смеху, хаотично мазали воздух тощими лапками.

— Нет! — взвизгнула Маркунда.— Это Мёртвые Цикады, не приближайся! Камнями их, камнями!