Точка бифуркации

Профессор очень любил, неспешно встав часов в 11 утра, пить крепкий чай с сахаром и лимоном. Чертыхаясь и пыхтя, как паровоз, у которого только начинает подниматься давление в котле, Профессор входил в жизнь после сна. Налив в свою огромную любимую кружку почти до краёв горячего чая и намешав четыре полные ложки сахара, бросив туда толстый ломоть лимона, он садился за стол и закуривал первую свою сигарету “Союз-Аполлон”. По его утверждениям в день у него уходило две пачки. Покуривая и прихлёбывая, он разбирал свои записи, которые сделал накануне ночью. Он никогда не выпивал весь чай сразу. Недопитый чай мог простоять в кружке еще час-два, пока Профессор вычитывал и правил свои ночные мысли, дымя очередной сигаретой. От этого нижняя половина кружки была гораздо темнее верхней. Опустевшую кружку он, слегка ополоснув, ставил на старую ржавую сушилку, висевшую над раковиной. Я пару раз заставал его в это время, когда по неосторожности с утра заезжал в гости, но быстро ретировался, не в силах наблюдать этот мучительный процесс воскрешения.

Лекции, случавшиеся у него далеко не каждый день, позволяли Профессору с удовольствием, с таким даже растягиваемым удовольствием, неспешно заниматься написанием книги, получая символическую ставку на кафедре за несколько часов в неделю, которой как раз хватало на сигареты, чай и лимоны. Лариска, обделенная как и всякая женщина философским складом ума, с пиететом и уважением относилась к таинству извлечения ее мужем из окружающей трехмерной реальности многомерных законов бытия. Прощая ему нищенскую зарплату, Лариска с утра до вечера впахивала главным бухгалтером районной стоматологической поликлиники и содержала семью. Все что касалось быта, жизни она решала сама, не спрашивая Профессора, только то, что относилось к сыну, Лариска считала нужным обсуждать с мужем. Я никогда не понимал, как отец семейства мог уступить женщине право решения всех вопросов. Эта его профессорская погруженность в эфемерные проблемы вселенной и человечества всегда безмерно удивляла меня и ввергала в недоумение. Для меня оставалось загадкой как вместо того, чтобы починить кран, повесить полки и найти хорошо оплачиваемую работу, он каждую ночь корпел над своими рукописями, а жена при этом его не только не выгоняла из дома, но еще и кормила. Результатом его ночных бдений, постепенно материализовываясь все новыми страницами, исчёрканными по нескольку раз, становилась эта дурацкая идея про людей-ретрансляторов и богообщество.

– Совсем забыл, я же машину себе новую купил! – хлопнув себя по лбу, радостно сообщил я. – Из Штатов привезли трехлетнего форда.

Если бы я не прервал этот философский поток, Профессор как всегда меня бы укатал. Сегодня я и не собирался вести длинные пространные разговоры. Честно говоря, я специально приехал к Профессору, чтобы похвастаться новой машиной. Мне повезло, один знакомый привез под заказ Ford Explorer 2006 года с табуном в триста кобыл под капотом, но человек отказался, не хватило денег, после того, как рубль постиг сильный падеж, поэтому все кобылы с небольшой скидкой достались мне. Я тогда располагал кое-какими деньжатами, да и свою предыдущую машину удалось быстро и выгодно сбыть. Как пастору из фильма “Приключения принца Флоризеля” хотелось показать бриллиант “Око света”, так и мне хотелось показать свою машину. Испытывая жгучее желание поделиться своей радостью, я колесил по городу в поисках друзей и знакомых.

– Пойдем на улицу, посмотришь.

Конец июля выдался жаркий. Тополиный пух летел хлопьями, как снег в фильмах про Новый год. Весь старый район, где жил Профессор, белел газонами, невысохшими лужами, глухими углами дворов. Выйдя из прохлады парадной в послеполуденное пекло расплавленного асфальта и перегретых моторов коптящих машин, оглушенные, мы остановились в дверях. Чтобы прийти в себя и привыкнуть к жаре, нам пришлось немного постоять и покурить в тени козырька парадной. Кроме проносящихся по улице машин, никакой другой жизни на улице не наблюдалось. Только рыжая ободранная кошка, лежа на боку в слуховом окне подвала, зажмурившись, лениво вылизывала свою лапу. Сейчас город действительно опустел, многие уехали в отпуска, на дачи, моря и океаны. Возле дома было много свободного места, стояло всего несколько машин. И моя среди них. Профессор, еще от парадной увидев машину, стал цокать языком, как это делают торговцы-азербайджанцы, расхваливая свой товар на Сытном рынке.

– Слушай, хорошая машина! Рад за тебя, – Профессор, подойдя к машине, бросил окурок в недалекую урну и, открыв водительскую дверь, сел за руль. Он тут же начал проверять всевозможные кнопочки и рычажки, крутя и переключая их. – Нет, правда отличная машина.